Галарина

Галарина

Портфель первоклассника

Почему я лезу упорно в прошлое?

Да нет, не лезу. Я и раньше видела сны и общалась по их поводу. Но никаких новых контактов не происходило. Мне надо свое внутреннее воспоминание с кем-то да­же не обсудить, а разделить, с кем-то, кто был в определенное время в определен­ном месте там, где и я была. Пусть даже и знакомы мы не были тогда. Это странное воспоминание розное, но общее, так род­нит меня, например, с Рустиком Нурие­вым. Однажды сидели с ним целый вечер в Чайнике («Чайхана» на улице Ленина) и вспоминали девяносто второй год, ког­да Рустик «в Чайник не ходил, дурак был, на 4-ом курсе учился». Вспоминал, что не ходил, хотя про такое место тусовки «знал, но не ходил почему-то, все ходили, а я нет». «А не то что тогда не знал о Чайнике» и еще перебрали этих всех, которых и он, и я знали, и получилось такое общее вос­поминание.

И вот так же за тем дальним отсветом обратилась я к Эльмире, узнав о ее раннем хоро-дирижерском образовании, чтобы просто пообщаться о тех годах, о том вре­мени, может быть, Макса знает, может— Митю, может-Яшу..

Но вместо общего вспоминания людей (даже не людей, а эпохи моей юности) по­лучила вторжение настоящего в виде чу­да интернет-возможностей — ссылку на страничку «ВКонтакте».

А та потребность хлебнуть воздух ми­нувшего осталась неудовлетворенной.

Никто не понимает, чего я хочу, чего я ищу в этих прошлых снегах? Наверное, не кого-то, наверное, часть себя. Есть какая- то разреженность, неплотность, пусто­та, которую надо заполнить, чтобы стать дальше и выше, чтобы идти.

В то время почему я из всех мальчиков так упорно выбирала Макса, которому была, как девушка, не интересна, ну не­сексуальный объект для него. Потому что в свое время в моей жизни была пропу­щенная ступенька, пустота, которую пока не засыпешь, не утрамбуешь, дальше на­сыпать нельзя, потом в этом месте можно будет провалиться и поломаться.

Не было у меня детской школьной влюбленности — мальчика, который бы носил мой портфель. Костик в первом классе провожал Танюшку и нес ее порт­фель. Оправдываясь, говорил: «И вовсе я не девчатник, она просто трактора боит­ся (имея в виду бульдозер, который чис­тил улицы от снега)».

И вот я выросла уже, пока встретила та­кого мальчика, который не «девчатник», а «просто, если поздно — девочек провожать нужно». И лакуна эта заполнилась — белое пятно знания о себе — достойна! Достойна заботы, просто потому что девочка (жен­ского пола, слабое существо). В общем, это понимание достойности быть слабой женщиной дал мне Макс, а не потому что сердечный жар в нем вызываю: сердечный холод и, видимо, ужас и тогда, и сейчас. Ведь в детские годы я была постоянно в напряжен­ном каком-то соревновании доказать, что не слабее, не глу­пее, не трусливее. Даже в сред­ней группе детского сада я была единственной, которая не забо­ялась взять в руки червяка — ос­тальные девочки забоялись или изобразили, что забоялись. Ну и естественно, получала я в от­вет не опеку и заботу, а сплош­ной вызов или поиск укрытия и защиты. А это было важно знать — то, что благородный мужчи­на может и должен заботиться обо мне в силу меня как дамы, а его как рыцаря. Бескорыстно, а не потому что за свою заботу он намеревается что-то получить, потому что влюбился, испыты­вает физическое влечение или ему курсовую надо написать. Наконец-то истинная и про­стая, первичная моя сущность была признана не ролью и удос­тоена внимательного уважения. А не только то, что может су­лить тело. В тот момент соотно­шения души и тела у меня были не опре­делены, и слава богу. Поэтому вела я се­бя абсолютно по-детски непосредственно, позже, став чуть более искушенной, дико краснела, вспоминая, как валялась у Мак­са на диване, задрав ноги на стену: ведь он мог нехорошее про меня что-нибудь по­думать. Еще позже, еще взрослее — сме­ялась над своими волнениями: «Нет, не мог». Мальчик, несущий в первом клас­се портфель девочке, не может плохо, по- взрослому подумать о девочке, подтяги­вающей перед ним колготки. «Ну, сполз­ли, и что» — мальчик сам тоже, может, в колготках, из-за которых уже начал тихую войну с мамой.

Ну валялась на диване — ноги уста­ли. Мы с Максом оба были одинаковые. У каждого был, как выясняется, свой скрытый портфель первоклассника за спиной. Двадцатилетний почти двухмет­ровый красавец и всего лишь первый по­целуй — какие вещи теперь выясняются. Кто бы мог подумать? Ладно, я мелочь костля­вая и тщедушная такая была, что девятиклас­сники отказывались за «училку» принимать, а директор среди пяти­клашек умудрялась не заметить. Мне прости­тельно, я и похлеще слу­чаи девичества знаю.

Еще кто-то «ВКонтакте» меня нашел. За­чем человеку глядеть в этот прошлый огонь, ес­ли в нем сгорает при­думанная им жизнь? С другой стороны, мы не знаем, насколько мы придумали, на­сколько нас придумали.

Для человека, который занимается ли­тературой, слова — это способ осущест­вления себя, это строительный матери­ал. И мы просеиваем песчинки-секунды прошлого через двойное сито — и сво­их и чужих воспоминаний — для получе­ния личности и текстов нужного качества. В отличие от других людей, для которых слова равны действию: «Привет, я такой- то, может пересечемся?» Не задумываясь: «Зачем?»