Галарина

Галарина… Поэт. Философ. Девушка-фламинго. Ее произведения дышат проявлениями самой жизни. Оправданной может быть только любовь. Следовательно, если любовь переходит в искусство, она оправданна. Автор понимает это и потому ее поэзия – ощущения, перелив и разноцветье чувств, аналитика глубоко внутреннего.

Галарина внимательна к своей музе. И трепетна в отношении таланта. Каждый год – новая книжка стихов. «Как плачет бабочка», «Луна сегодня прекрасна», «Невыгодные люди»… к каждой хочется возвращаться. Каждая – поэма о том, о чем люди не говорят вслух, прикрываясь напускной надменностью-гордостью. Галарина же честна и свободна. Только любовь и творчество…

Елена Луновская

 

ГАЛАРИНА

ФЛАМИНГО-БЛЮЗ

Стихи

 

Только неудачники имеют право на блюз

Почему-то не хочу говорить

Про него никому ничего

Потому что он «низачем»

«Нипочем». Везунчик,

А я из тех, кто имеет право на блюз.

 

Припев: Только неудачники

Имеют право на блюз

 

Я выпью и к стене прислонюсь

Последние жетоны

Упали

В неответившие телефоны

 

Припев: Только неудачники

Имеют право петь блюз.

 

Лаки, Лакимен

Ушел по дороге из бриллиантов

Моих слез.

Ему не доведется,

Уже не довелось,

Дожить до седых волос

 

Припев: А я имею честь написать

Еще один блюз.

 

Ещё немного налью:

И тебе и ему,

На тот свет позвоню

–  буду слушать звонки:

Сильно заняты,

Чем-то там промышляют

Ваши чертовы души?

А я просто одна

Тихо пью и пою снаружи.

 

Припев: Только неудачники

Имеют право на блюз

 

Блюзом больше,

Блюзом меньше,

Время страньше

И страньше я

Вот возьму и ещё раз влюблюсь

В очень странного человека,

Как всегда его не добьюсь,

Потому что я рождена петь блюз.

 

Припев: Только неудачники

Имеют право на блюз.

 

Поцелуй золотой мадонны

Правильный вечер и

Поцелуй в щёку

Могут мир сделать

Осмысленным и глубоким,

Полным завершением причастия и таинства,

Что всё неслучайно, что мы рождаемся!

Что всё замечательно,

Как на картине фламандского мастера Ван Эйка:

Окно и каналы, волхвы и мадонны с бритыми лбами

с фигуркой доната в углу, явившему миру волю

– сказать, что живу!

Живу не безгласным

– питаю прекрасное!

 

И поцелуй в щёку

Равен той золотой мадонне

С полотен средневековья.

Я золотым донатором,

Ты дорогой картиной:

Мы посередине, в центре

Гармонии мира.

P.S.: Дона́тор (от лат. donator «даритель») — заказчик произведений изобразительного искусства или архитектурного сооружения. В широком смысле донатор — это вообще жертвователь на храм любой религии. В ещё более широком смысле — жертвующий что-либо человек. В изобразительном искусстве Средних веков и эпохи Возрождения (а иногда и в искусстве более позднего времени) были распространены изображения донаторов, — как правило живописные, реже скульптурные. Донатор обычно изображался предстоящим перед Христом и Богоматерью, а также перед святыми

 

Фламинго

Я такая вычурная фламинго,

А не верят, норовят выдернуть перья,

Распрямить шею, укоротить ноги.

Сделать уточкой, надувной дурочкой.

Как будто мало их наштамповали,

Люди вы еще не устали от конвеерных барби.

А я ухожу вдаль по полям лотосов

Семимильными шагами,

Созерцать мир таким, каким он был

Богоявленый.

 

Моему новорожденному кино

Будет пахнуть весной

От моих фильмов:

Весною, детством и наивом.

Будет швами

Наружу мира,

Чтобы кожу

Новорожденную

Не сточило,

Распашонка,

Как жизнь,

Из кадров.

 

О современной литературе, а может и кино

Охота на невиданного зверя в лесах была запрещена.

Охота ли была запрещена?

Невиданные звери иль в лесах?

Зато никто уже не верил в таинственный такой размах:

Охота на невиданного зверя в лесах, степях, полях и небесах…

 

Мужчины в вакууме

Мужчины в вакууме веры,

Ориентиров и добра.

Сместилась вся картина мира

Вдруг со стены

И на пол полегла,

По ней прекраснейшие девы ходят

И бабы мрачные метут,

Как листья палые

Билетики Мавроди:

Мужчина обесценен вдруг.

Вдрызг иерархия –

Упала пирамида

Из значимости хромосомной

Индивида.

Вдруг личную

Настало время

Заработать цену.

Мужчинской спекуляцией

Сей жизни стоимость

Не оправдаешь, не заменишь.

Всю лень самцов уже

Не оправдает корешок.

И вот от этого у многих шок

– измена.

Измена всех былых ориентиров.

Что стало с этим

Феминистским миром?

 

Цветущее небо

Ландыши, соловьи,

Лунные ночи,

Ждущие нашей любви…

Маленькое крылечко,

Перила, твоя рука

– ночь бесконечна,

Печаль тиха.

Я запрокидываю лицо

– белый пух ночи

Цветущего сада…

Губы горячие обжигают?

Жизнь продолжается

В нас? И рядом

Падает шаль

С обнаженных плеч,

Осыпают меня поцелуи цветами,

Я молчу, достигаю тайны,

Сохраняя и сон, и отчаяние.

Твоё тоненькое отчаяние

Тех желаний,

Что не проявятся

Никогда наяву

В мире том существую,

Но не живу.

 

А живу в снах горячих,

Где цветущее небо

Любви от меня не прячет.

 

Печаль на вечерних ветвях

Всегда умирают те,

Кто особенно нужен.

 

Людей надо любить,

Чтобы выжить.

Тех, кого не можешь

Любить,

Просто не замечай.

 

Чтобы жизнь называть жизнью

Быть надо живой,

Расти над собой,

Созревать, колоситься

Плодами с землею

И небом делиться.

Птиц надо качать

На вечерних ветвях,

Чтоб слушать

Всю ночь про любовь

Соловья.

 

Пламенеющая готика

Парижа нет, он утонул в дыму,

Парижа нет, он утонул в арабах,

Парижа нет в моей Вселенной наяву.

Он был в другой, куда не попаду.

И Нотр-Дам воспламенился там,

Чтоб оправдать свой стиль.

И мы ложимся спать,

Закончив стих, задернув небосвод.

И где-то в книгах на века

Осталось то, что не произойдет,

И башня огненная и река.

И город вечный, что нам грезился издалека,

Последней серой розой под дождем,

Останется печалью и углем.

Мы уголек тот расфасуем и пропьем,

Как очистительное для рассудка.

Париж, в котором не бываем,

Не живем, горит –наверно злая шутка.

Наверно, анимация и фейк,

Взлетают отрицанья как горгульи.

А может быть того Парижа вовсе нет,

Есть лишь Париж в литературе!

P.S.: Пожар в соборе Парижской Богоматери начался 15 апреля 2019 года. Пламя уничтожило крышу, часы и шпиль, а также деревянные части.

 

Плачут витражи

Нет Германариха, нет готов

– цивилизованы давно.

Но гибнет снова

Под пятой вандалов новых

Веков великих хрупкое окно.

И, расплавляясь, плачут витражи.

И постят все стихотворенья Мандельштама,

Глядя, как падает в закат высокий шпиль

Исчезнувшего Нотр-Дама.

 

 

Сердце Франции просто пепел

Сердце Франции просто пепел,

Что кружит над весенней листвой.

Улыбались отдельные селферы,

Как блаженные на мостовой,

Это ж, ну, инфоповод такой!

Сотни сотен просмотров тебе гарантирует.

Мир жесток и кровав,

Приучили к насильственной пище

Обывателей скудных толпу.

И никто не подумал – какие мы нищие,

Не храним красоту! Не созданье ее,

А ее катастрофу вставят в строфы

Информагентств.

Над Вселенной заносится серп

Века темного и глухих сердец.

P.S.: Вечером 15 апреля 2019 года в Париже загорелся Собор Парижской Богоматери – одна из главных достопримечательностей города.

 

Уфимское окно

Уфимское окно

– рассечка чайкой:

Их сохранилось

Два иль три…

А мы всё сокрушаемся отчаянно

Что Нотр-Дам

Горит

И витражи

Изчезнут,

Полагаем.

Цветы и деньги

Предлагаем

Чужим послам,

Чужим словам.

А что творится с русскою красой?

Не замечаем.

Ведь в Кондопоге

Не творил Гюго,

На возвращение шедевра

Своего

Мы чувства, силы и мозги

Не напрягаем.

Уфимское окно

– рассечка чайкой

Единственный фотограф

Замечает.

 

P.S.: 10 августа 2018года школьник сжёг уникальную Успенскую церковь в Кондопоге.  Она была построена в 1774 году. Высота ее составила 42 метра, что равняется высоте 12- этажного дома. Она стала самой высокой деревянной церковью в Карелии. Успенская церковь является памятником заонежской деревянной архитектуры и филиалом Кондопожского городского краеведческого музея.

 

Нежданчик (очень по-уфимски)

На улице Маяковского стоит памятник Ферину,

На улице Ферина нет ничего.

На улице Сельская-Богородская – аэроплан,

То есть памятник-самолет или самолет-памятник.

И неожиданно в парке Якутова – памятник Якутову

– с каким же недоверием читала на нем буквы.

 

Хищной вырубке русского кедра посвящается

На севере диком стоит одиноко на голой вершине сосна.

М.Ю. Лермонтов

Нас ждет 120 лет печали,

Пока не вырастет китайская сосна.

Мы станем мезозоем, трилобитом,

Исчезнет кедр и может быть страна.

Космический ландшафт уже не потревожат

Исчезнувшие русские следы.

Снимать тогда здесь будет можно

Луну и Марс. Без всяких декораций.

Никто не вспомнит о, продавшей

Даже землю, нации.

Сто двадцать лет пройдет

И новый дао откроет дзен,

Что только сосны над Китаем

Грустят по кедрам, как по динозаврам.

 

Благовещенье без …

Я никогда не постарею

В твоих навечно молодых глазах,

Благовещенье в тот же день апреля

Убрало лишний женский страх:

Быть нелюбимой, некрасивой,

Как будто это равноценно в жизни.

Жизнь третий год

Проходит без тебя.

Я выхожу в открытый космос

Кино, как степени искусства.

И ты по-прежнему живёшь

Во мне как чувство,

И я по-прежнему с тобой общаюсь,

Когда к печали или к солнцу обращаюсь.

 

Любовь как коммунизм

О боли, о печали

Мы знаем много,

Даже глупо говорить,

Но как же долго

Мы молчали

О радости простой – любить.

Любить, не подавая виду.

Лишь уважать чужую жизнь и мысль!

Мы встретились, мы родились,

Как нечто невозможное,

Как коммунизм.

 

Волшебница

Я грезила и расплавлялась,

Хотела красных платьев,

Золотых туфлей…

И я себе наивно показалась

Волшебницей из цирка Дю Солей.

 

Танцующие время

Время, как ветер,

Может лететь,

Может улечься в штиль:

За пределом собственного удивления

Люди разучивают,

Как танец,

Время.

 

Предчувствие судьбы курая

Позволь мне быть сломленной.

Мне ещё долго идти в тиши,

Позволь не включать света,

Носить затенённые очки.

Позволь мне всё это,

Жизнь без иллюзий,

Просто потому что я поющий

Под ветром

Тростник.

 

Не лиса и виноград

И даже если виноград зеленый,

Я не лиса!

Меня ни утешать, ни убеждать не надо,

Мне фиолетово: я – саламандра!

 

Башкирский блюз

Мы живем под слоем

Снега и русского языка.

У нас в тренде

Двенадцать фильмов

О голливудских сношениях,

В которых не быть никогда,

Потому что Шиханы не Майами,

Потому что Куштау не Ниагара.

И хвост управляет шапкой,

Не волком и не собакой…

 

Желтая груша

Сочная желтая груша

Каменной и зеленой

Вчера лежала

На подоконнике

Сутки иль двое меня

Поджидала.

Съела зеленой одну

Невкусную,

И сожалею.

И потому убираю руки,

Пусть полежит,

Созреет.

Но осторожно,

Её невозможно забыть

На неделю,

Сгниет,

Постареет

И посему

Внимательно смотри

И надкусывай плод.

 

О бодипозитиве

Дискриминационное:

Протискиваясь мимо

Центнерной туши

В полтора метра ростом,

– чувствую себя эльфом,

И шаловливым подростком.

Чувствую себя летучей, невесомой,

С коленками острыми

И горькой иронией.

Думы фатальные за усмешкой,

Очи потухшие

За темными стеклами.

Не избегаю утра,

И вечного кофе.

Не избегаю взглядов и пересудов.

Я прохожу, куда надо,

Мимо придурков

В свою пятую молодость

В распрекрасном виде.

Жить продолжаю мимо клуш,

Ярлыков, кликуш.

В своем яростном мире

Прекрасного

Я желаю

Бодипозитива вам

И разного арта

В частности.

 

3 бездны

У меня в Фейсбуке

Три знакомых бездны.

Бездна мысли “как обустроить все”–  Бурмистров.

Бездна эстетических лепестков,

Пускаемых по ручью, – Витковский.

И бездна общительности Зухры Буракаевой.

Они загадочны для меня.

Непонятно откуда в них

Бездна этого всего берется.

P.S.: Тарас Бурмистров(г.Санкт-Петербург) – колумнист, русский писатель, композитор.

Тарас Витковский (г.Санкт-Петербург)– переводчик с корейского, русский поэт и писатель, фотограф.

Зухра Буракаева (г.Уфа) – организатор арт-движухи, многодетная мать, сценарист, драматург, переводчик с башкирского, русский поэт и Муза башкирского кино.

 

Певица Мадонна

Певицу Мадонну любят те, кто верит:

Трудом можно добиться всего.

Певицу Мадонну не любят те,

Кто знает: трудом не получишь любви,

А только самоудовлетворение:

Она эдакая понятная всем реакция-мастурбация.

Про таинственную любовь

Нам лучше всего расскажут

Сид Вишез и Нэнси…

Там, где любовь, нет счастья.

Там, где счастье, – нет любви.

Живи, певица Мадонна, живи.

 

От лица Р.Ф.

Как встретить свою любовь,

Что б она рыдала долгое время?

Дружите лет семь,

Предложите, умрите,

Оставьте в недоумении

На Земле.

 

Бабе Лизе

Соседке моей мамы Елизавете Ивановне Боленко 86-лет посвящяется.

Я знала – женщин украшает седина,

Лишь оттого что по соседству с вами,

Когда-то много лет жила.

С красавицей

И в шестьдесят пять

И в восемьдесят шесть.

Знакомство первое:

Лишь светло-розовые губы,

И челки локон голубой,

И платье бархатное черное

С жемчужной ниткою простой,

А выглядели так, как будто

В мир спустилась фея

Новогодняя.

 

Потом в потоке долгих лет вы

Неизменно поражали

Вертинским ли, что сами

На гитаре подбирали.

На семиструнке, что у вас жила

Задолго до рожденья моего.

Пионовым кустом в саду,

Под коим вами нерожденные лежали

десятка два  (как не сойти

российским женщинам с ума)

– о каждом прошептали молитву и слезу.

Рожденные же вами

От вас историй тех не услыхали.

Цветы хотели вырубить, пересадить.

Глухие, жадные, как Гонерилья и Регана,

Они не вняли вам, никто.

А я, Корделия чужая,

Я немоту испытывала,

Слушая и внутренне рыдая.

Ваш шарфик бирюзовый, плащик голубой,

Как символ вечной женственности,

Встали вдруг передо мной,

Когда услышу о депрессиях чужих,

Я вспоминая вашу жизнь

Вы сирота, что в девять лет

Пошли щебень дробить ради куска.

Но никогда не покидала красота,

Хотя счастливого так было мало.

Быть может лишь хорошая погода

Или удачные блины,

И люди, что в вас были влюблены

Так редко были сами нежны и добры.

Только последний свет

– под девяносто лет господь

чудеснейшего друга подарил.

Как жалко, что он с вами не дожил

До дня последнего и вздоха,

С Иваном Федоровичем Гоцем

Ушла ваша галантная эпоха.

Ушел не кавалер, ушло совсем

Двадцатое столетье.

И вы такой же феей невесомой

Растаяли,

Как семиструнки звоны.

 

Рыбаки

Мы рыбаки?

Что ж, будем рыбаками

На айсбергах рыбалки нет,

Но мы таращимся на волны между льдами,

Меж нами понимания момент.

Синхрон качания

У наших поплавков

Крючки пустые без наживки

Мы просто делать что-то

Да привыкли.

Мы смотрим в море,

Делим тишину – единственную

В мире, на двоих одну.

 

Проблема перевода

Проблема перевода в нашей республике,

Простая, как грош,

Как нарядная рама,

Национальная литература.

Рама, в которую внутрь

Нечего положить:

Только кусок белизны

Ободранной стены

– нечего переводить,

Ни смысла, ни стиля

Не положили.

Переводить пустоту

Нужен особый дар мифотворца:

Ждем Афанасия Петровича Белкина

Или Клару Газуль,

Что прикинется башкортцем.

 

Какое бы божество

Не переводило убожество:

Шамканье и самоповтор

Равиля Бикбаева не станут

Пламенем Эмиля Верхарна

– никто из башкир двадцать первого века

Не напишет что “ненависть

– это любовь косных и жадных сердец”.

 

Для этого надо быть не косным

(хотя некоторые так развернулись, что уже невесело,

глядя на забашкиревших «христа» и «владимира»)

И не жадным (относится ко всем, продавшим Куштау).

Башкирописатели всех рангов,

Они даже в молодежи своей не нуждаются,

На что им читатели

из другой нации.

 

P.S.: Повести А.П. Белкина – цикл, написанный А.С. Пушкиным,

Театр Клары Газуль – сборник пьес Проспера Мериме

 

Стерлитамак

Проспекты в густых березах,

Как глаза в пушистых ресницах:

Я полюбила город

Где ты родился.

 

Ты смог разглядеть

Лишь его изнанку,

А я захожу

С парадного входа.

 

Иногда надо

Покинуть город,

Или вовсе в нем

Не бывать:

Через отдельность

Увидеть улыбку,

А не кишечный спазм.

 

Свобода слова

Я очень люблю свободу слова.

Особенно моего.

Когда по мне

Скучали и стучали

Я точкам небосвода

Немоту

Всех находящихся

В опале ссылал

И оставался тут.

 

Про поэтов

Аспирантка инь-яза Юлия

Любит Полозкову Веру,

Но хочет узнать у меня: почему?

Я говорю: бытовая драма

– отношения человека и общества,

К тому же сюжетно и кинематографично:

Видно сразу любому уму.

 

Я люблю Долгареву Анну

За высокую драму –

За борьбу человека с собой,

Неидеальным, постижение

Бога – любовь.

За надрыв невозможности существования,

Потому что она вся в Ницше:

Искусство дано человечеству, чтобы оно

Не сошло с ума от истины.

 

Про остальные классификации

И других поэтов я умолчала.

Потому что наши любимые – эти.

Актриса и военный корреспондент

Априори собирают разные залы.

 

Аспирантка обиделась за Веру,

Они все так поступают,

Гафурова обозвала меня

Энтомологом, что поэтов

Как жуков изучает.

Я уже второй раз меняю термин

И никому из поборников

Общественных отношений

не могу угодить…

P.S.: Поэтов я не нанизываю, я натуралист, а не таксидермист, описываю особенности в местах естественного обитания-бытования их текстов, всего лишь. К тому же люди любят спрашивать – почему тот и этот. Вопрос у кого популярен поэт – иногда отвечает: почему он популярен, а иногда нет.

Наверное, бывает и “янь-яз”, мне нравится эта мысль – она подчеркивает особенность восприятия поэзии Полозковой определенным слоем девушек. Так и напишем: инь-яз. Бывают иностранные языки, а бывают инь и янь, то есть женский и мужской языки.

Третье дано

Придумала третий термин

“социальная драма”:

Низкая драма оскорбила Свету,

А бытовая Юлю.

P.S.: дополнение к стихотворению «Про поэтов»

Вишенье

Вишенье губ не

Заманит

Больше в эдемский

Сад:

Вишенье губ провожаю

Глазами

Умирающего одра,

Лёгкою пеленою

Бессилия

Застлан прощальный взор

Я не видала красивее

Вишен до этих пор.

 

Смотреть на зиму

А мне всю зиму

Смотреть на зиму!

Ни Таиланду, ни Парижу

Зимою этой не увижу.

Ни тропик Рака,

Ни тропик Козерога,

Ни ромовый дневник

В банановом раю.

Капусткой закушу

То, что так ненавижу

Под небом тем,

Которое люблю.

 

Тарасу Бурмистрову

Природа мизантропии в романах

Считаю не совсем отражена:

Пятнадцать информации каналов

Не утолят и не утопят жажду

Простого бытия-соития однажды.

Беспрерывная трансляция эго

– заглушить одинокий голос тела,

Затянуть потуже дырку на ремне

– просверлить еще один канал извне:

Информации море заглотить, обезболить.

А что говорит тело?

Оно ведь не умерло,

Раз картошки хотело.

Но раздраженный информацией мозг

Коррелирует и убирает,

Усмиряет все сказки, все скачки-перепады,

Случайные глазки, перехваты взглядов

– говоря – нам пикапа не надо!

 

А в сквере у Казанского собора

Модная фифа громко с надрывом

По телефону: “Ну, мужики!

Они сразу понимают, что они

Мне нравятся, понимаешь?”

Затормозила, чуть не спросила:

“Что им не нравится – тебе, такой

Молодой и красивой нравиться?”

Потом вспомнила Бурмистрова,

Ненавистника джаза и долгих бесед,

С грустью сочувствую петербурженкам,

Но не во всём и не всем.

 

Клетчатая птица

Молодая клетчатая птица

На скамейку рядом приземлится.

И вспорхнуть норовит спеша,

Невесомо руки,

Как над клавишами держа.

А еще есть прорези

Для крыльев на плечах.

Кто-то модный подглядел

За жизнью людей-птах

И придумал “декольте” на рукавах,

Вдруг и мы сможем летать.

 

Люди верхнего ряда

В материальном мире не имея целей

Есть только те, кто любят

Просто так

– за душу,

За печали совпадений,

За заклятье

Таланта и совместного труда.

Есть только сестры и, наверно,

Братья из верхнего

Всевышнего ряда.

 

Про отсутствие косметики

Я не пытаюсь стать моложе

– хожу совсем с босою рожей.

Не одеваю пудру

И тональный крем.

Пытаюсь всё ещё немного поумнеть

И строже расточаю доброту.

Мне повезло, что люди есть,

Которых я люблю

До обнаженья сути.

Я, старше становясь, дошла до сутры

До сатори, что на оценки посторонних

Ни дня рождения справить,

Ни поминок похоронных.

 

Есть только те, кого касаясь кожей,

Касаешься душой

И мазаться защитным гримом

Уже не так необходимо.

 

Дельфины

Для нежности нет возрастов

Мы сами замыкаем цепь оков.

Мы есть вершина и мерило

Что с нами жизнь понатворила,

Когда мы сами не пытались

Быть дельфином. Дельфином,

А не щепкой на волнах.

Морщины есть, но есть и пара ласт.

Гребком могучим выпрыгнуть

Кипуче и счастливо запенить буруны.

Есть солнце, воля, жизнь и влюблены,

В той стае рядом,

О ком заботиться мне надо.

 

Озимые жаждут снега

Крестьянские мысли внучки земледельца

Утро на пруду.

Уже долбят лёд.

Минус десять третий день.

Снег всё не идёт.

Хмырь-ноябрь ложным солнцем

Выстужает землю до корней,

А весной разберемся

Вырастет что на ней.

Снега, снега, снегопада

Надо матушке земле,

Только солнце, йоги в парке,

Коврик на спине.

Дворник прорубь для них рубит.

Озимых посев загублен.

Помнит кто-нибудь в сем мире

Что такое озимые?

 

Яркие глаза молчания

Молчания такие яркие глаза.

И почему пройти было нельзя?

И почему не разминуться,

Махнув ладошкой, улыбнуться.

Как пару раз случалось до того.

Да, просто было много дел,

А нынче отпуск – мозг просел,

Шурупит просто вхолостую,

Я не завинчиваю мысли, я ликую

Легко болтаю с молодым,

Подросшим к небу, аистенком.

Ещё немного, улетим,

Каждый в свою заветную сторонку.

 

Свежая тишина

Мне нравится

Тебе нравиться.

Тебе нравится

Нравиться мне.

Мы болтаем в свежей тишине:

Я трещу, стрекоза золотая,

Отпускная, свободная, не умолкая.

Ты глазами, полночными фонарями

В темноте, в немоте, мне сияешь.

Одобряешь мой клёкот и треск,

Шум ведущего радиоэфира.

Полусловом заткнусь,

На бегу обернусь,

Ещё раз удивлюсь:

Нашей встрече

Негаданной,

Почему-то обрадован.

 

Бельчонок в отпуске

Самый уработанный

Бельчонок с пакетиком орехов

Летит навстречу питерскому лету.

Стада облаков слоятся

И медленно изменяются

На горизонте.

Не помню: мы взяли

С собою зонтик?

 

Быть хочется легкой ночной цикадой

Быть хочется легкой ночной цикадой,

Трещать без умолку и до упаду

Как летняя ночь над заброшенным садом.

 

А ходишь сторожко, держась за ограду.

Немой, уставшей как Элиза,

Плетешь невидимую крапиву,

Чтоб превратились в руки крылья,

Чтоб рядом были, те, кого люблю.

Молча, и улыбаясь, глазами ищешь,

Кто труд твой уважит, поймет,

Не посчитает ненужной безделкой

Колкое рукоделье.

 

Трансляция искажает

Осознавать свою жизнь

Отражаясь в других –

Наив.

Но как сказать этим другим

Что осознаешь себя такой,

Когда другая ты совсем в чужих глазах.

Они так урезают спектр, диапазон

То аппаратом слуховым,

Подзорной перевернутой трубой.

Всё то, что понимаешь ты,

Им недоступно в силу слепоглухоты.

 

И не прижмешься, чтобы объяснить,

Как ты умеешь

Ненавидеть и любить.

 

Подруге

Как живут твои там две полоски?

Я волнуюсь. Не звонишь.

Неотчетливые?

Или просто гад

Вновь сказал,

Что нет любви.

Я во сне придумываю имя

Раскудрявой и вертлявой девочке твоей

Пару раз не дозвонилась,

Ты молчишь уже семь дней.

 

Я и моя Луна (имманентное и трансцедентальное)

Я на моей Луне всегда один.

И с счастьем, и с несчастьем я один

Я на моей Луне.

Луна – она

Довольная и недовольная Луна.

Я не сама себе Луна,

Хотя и голая и сытая вполне

Бываю,

На Луне

Не объяснишь,

Что сон, в котором ты в Париже

Лучше чем Париж.

Поэтому все сны,

В которых мы,

Реальностью подменены

– грустны.

P.S.: В широком смысле трансцендентное понимается в качестве «потустороннего» в отличие от имманентного как «посюстороннего».

Не откладывая

Любой, кто пытается выжить в завтра,

Будет убит тем, кто пытается выжить в сегодня.

P.S.: Наверное, поэтому, не надеясь на завтра, где я смогу прожить поэтом, я печатаю стихи сама  уже много лет. Журналистика иначе забирает все слова и фразы, отложенные в памяти, и использует их для статей, и, когда приходит свободное время для стихов, – ничего не пишется, как будто все ресурсы истаяли.

 

Сложнее инвестиций

Время и ошибки равняются деньгам?

Вы должны всё получить сами, чтобы оно было вашим.

Если ты дашь людям титулы, что-то изменится?

Да, ты определишь свое отношение и продемонстрируешь им.

 

Совместная жизнь сложнее всех инвестиций,

Отрицательные проценты набегают

По многозначительным улыбкам, а не только глупым словам.

 

Мы знакомимся с искренностью, заставляя других плакать.

Нелегко общаться с другими:

Одиночество – это очень защищённая жизнь.

 

Незримый Парфенон

Она раздражает

(о ней постоянно нужно заботиться,

Музы, они – не простые чучелы,

они – живые птицы)

Она вдохновляет быть скульптором

Будущего своего:

Из твердейшего быта

Высекать его алгоритмом

Моих плотных дней,

Легких снов.

Складывая осколки тяжелых времен

В невесомую соль-любовь.

Высекать, держа в голове

Незримый, вдохновленный тобой,

Парфенон.

 

Ангел и камень

Ангел и камень

Камень и ангел,

Где взять кого-то?

Знать бы ещё кого,

Чтобы утишить жажду

Ангела моего.

 

Нужен ли ангел для ангела?

Нужен ли демон для ангела?

 

Нужно лишь небо

Да райский сад.

Камень мой – мысли,

Тяжелые думы

Обтачиваю до стихов

Ангел мой муза и кровопийца:

Не потянуть никому

Жалобы тысячу раз

На дню.

И остается мне?

Остается

Только высокий крест.

Ангел как голубь

На макушку уселся

Мир озирать продолжает окрест.

И то уже благо

И то уже рада,

А то только смотрит себе под крыло,

А то, что я рядом,

Устала до черта,

Не может понять всё равно.

 

Роевые сущности

Количество юзефовичей на квадратный метр зашкаливает,

кто из них: голый в дербенте сфоткался

протеже в нелипках

читая пелевина первый в стране,

оказывается в махачкале

это женщина в шляпе на стуле,

и ещё зовут ее леонид

или павел, неважно

его галина.

Видимо это можно

упоминать юзефовичей,

эскорт, неглиже

для моды уже.

Вот и я отметилась,

что про них у других начиталась.

Даже не знаю кто они,

но видимо стайные.

Как насекомые

роевые сущности мигрируют

по деньгам литераторов и их текстам,

юзефовичи занимают кормовую нишу

и много места.

P.S.: Выяснилось, писатели-маргиналы не осознают моего чувства юмора и думают о неуважении к персоналиям, взятым в качестве имен нарицательных. Выяснилось, люди с подобными сочетаниями имен и фамилий существуют, и хотя я о персонах не знала, слова  как-то попали в мою голову. Видимо, они часто упоминаемы в интернете. Еще раз повторяю – в стихотворении это имена нарицательные как пупкины, вовочки и рабиновичи.

 

Без мужчин

Тут на Майорке открывают отель без мужчин,

Они не видали семинар переводчиков с языков народов России:

Пятьдесят семь переводчиц – ни одного мужчины.

Да, мы освоили партеногенез,

Вслед за кавказскими скальными ящерицами.

А они там, в Европах и Америках на мужиков щерятся,

По каким-то запретам шхерятся.

Все бы ничего – быть ящерицами,

Да мизогиния задолбала,

Хочется для разнообразия пострадать

Мужененавистничеством,

Да по отношению не к кому.

P.S.: Мизогиния — это ненависть или в крайнем случае снисходительное отношение к женщине, и как следствие принижение ее на основании ее половой принадлежности. Подобная неприязнь не появляется просто так — мизогинию поддерживают устои общества, современная массовая культура и литература, где женщин изображают слабыми, глупыми и недостойными внимания персонажами. 

Юноша со спортивным луком

Усталый юный Арагорн

Заносит лук в вечернюю мою маршрутку,

И упираясь в потолок,

Обводит взглядом этот мир

– мы все эльфийки в этот миг!

Нас не пугает холод или вечность.

Хотим, безсмертные, к нему:

Хотим встречать зарю

И уплывать в закаты,

Ловя стрелу, которую

Король бродяг

Отправил одним взором

В сердец девичьих видную мишень.

Мы сами встали на пути его полета и движенья

Мы способ выбрали простой и древний,

Чтоб дорасти до совершенья всех

Ожиданий и чудес, идите рядом с теми,

Кто идет за чудом.

И даже зная непрестижную судьбу

Такого лучника в материальном мире,

Все девы повернулися к нему:

Все модные-немодные, забитые и кроткие

И глянцевые наглые красотки.

Что в нём, усталом и в простой штормовке,

Колчан со стрелами, спортивный лук в чехле,

Высокий рост и бледность интересная в лице?

Что мы считаем нужным и практичным,

Что в нём, пусть даже очень симпатичном?

Прикосновение к мечте!

 

Сентябрьская прогулка

Каждая крупинка жизни

Золотая

В осени такой же

Золотой,

Медленно она ступает

Солнцем озаряя непокой.

Растревоженные будущею

Хмарью

Замираем,

Нежимся на склонах,

Будто лето всё ещё

Зелёных.

Накрываясь лапами огромных елей,

Попадаем в переплёт ажурный.

Веером рябина прикрывает чудо

Возвращения Амура,

На мгновенье промелькнет лукавый

Невзрослеющий небесный лучник,

И уронит в сердце золотой

Нетускнеющий сентябрьский лучик.

Жизнь и праздники несовместимы?

Жизнь есть праздник, если мы любимы.

 

Выбор участи и любви

Любовь от участи зависит.

Юноше, желающему уровня “Бог”

Нужна женщина

Неприступная как богиня,

Чтобы складывать трупы врагов

и молитвы спасенных

Во имя!

Постепенно начнут

Молить его – о милости и пощаде,

И всё любви ради.

 

Юноше уровня “герой”

Нужна вечная неудачница,

Вместе с ней заодно и землю спасёт.

А она опять куда-нибудь

Пропадёт, попадёт

В лапы зверя,

Навернётся на ровном месте.

В общем, этот союз уместен.

 

Мужчине уровня “власть”

Нужна жрица-пророчица,

Чтобы нужное напророчила.

 

Мужчине уровня “жлоб”

Нужна бесплатная домработница.

 

Ловкачу – фальшивый бриллиант,

Который он будет выдавать за подлинный.

Настоящий не нужен, он не бурит гранит,

А удит рыбку в мутной луже.

Наживка, приманка – дешево и блестит.

Примадонна-обманка настоящим

Случайно обладает талантом.

И тогда ловкачу грустно, потому что он

Странно обезоружен

Перед искусством простым и ясным:

Невозможно и трудно продавать

По-настоящему истинное и прекрасное.

 

Ища незримое

Лишь один из тысячи знает

В чём он хорош.

Лишь один находит сразу путь,

Что его приведёт…

Мы, слабые сотни, мечемся

Выбирая, чертим маршруты,

Стираем, меняем.

А иногда изменяем себя,

Чтобы втиснуться в ложе

Не Прокруста

А ложемент космолета,

Потому что как дальше

Жить в изведанном,

Без полета на Земле

В безопасности? Наш

Измученный разум в опасности

Интеллектуального авитоминоза.

Тупая жвачка реала не то без чего жить

Так сложно – безопасное стойло информканалов

Блокирует мозг усталый,

Надежно фиксирует быдло и стадо.

Но что-то ещё нам надо?

Но есть незримое чувство

И мы ныряем творить искусство.

 

Ответственность

О, иногда я чувствую ответственной

За твою жизнь, твои решения, твои чувства.

Иногда я боюсь, что ты проиграешь

Из-за меня:

Когда ты со мной – я всё, что ты видишь,

А мир такой большой.

 

Призрачный выигрыш

Мы выиграли друг друга,

Но приз не получить:

Лотерейный билетик

На предъявителя

Улетел вместе со временем

Моей жизни.

 

Аттракция феромонов

Один всегда почует другого,

Но не всегда откроет глаза,

Протянет руку, скажет слово.

У каждого тысяча есть “нельзя”.

P.S.: Аттракция – это «притяжение» одного человека к другому, возникновение привлекательного образа.

Прогулки летней ночью

Обниматься с деревьями тянет

После прогулок с тобой,

Не с тобой, а с деревьями.

Ты – неожиданность, непокой,

От тебя веет вихрем и тоской,

Они – тёплые, дарят силы

И закрывают то, что не долечила,

Не долюбила, не отдала…

И не отдам – это мои дела.

 

Поэтому береста-кора, а не щека,

Поэтому ствол, а не торс.

Поэтому молча плачу

И не боюсь сглазить удачу.

А ты просто блестишь глазами

И растворяешься в летней ночи,

Как несбывшееся, как многоточие.

 

Кувшинки на Берсувани

Ночью возле костра

– мошкара

А в кустах светлячки,

Плеск и шелест

В кувшинках реки.

Разрослась золотая заводь

И цветы уже в ней

Десятками.

Люди ходят автомобилями,

Потому, где ногами надобно

Стали тропы непроходимые,

Позабытые кущи все гуще:

Заповедные будут места

– пешехода исчезла тропа.

 

Прозрачность намерений

Ты заслуживаешь лучшего!

Я заслуживаю лучшее из лучших!

Как напильник мы обтачиваем жизнь,

До прозрачной гладкости полируем,

Чтоб не ободрать шершавой чушью

Нашу нежную любовь и дружбу

 

Тревога ранит

Твоя тревога ранит меня.

Моя тревога ранит тебя.

Позволим плакать на плече

Друг друга.

Я так мечтала плакать

Не одна,

Делиться неудобными вещами,

Едой и снами.

 

Спутникам поэтов

Холодный май – июнь мой запоздалый,

Холодная весна – начало лета.

Как тяжело быть спутником поэта:

В пересеченье наших душ

Легко запутаться и заблудиться

Сломать другого, или перед ним

Склониться

В днях тишины,

Сердясь, не чувствуя вины,

И зная, он не обернётся.

Не обернется лебединой стаей:

По затонувшим северным лугам

Уходит, уплывает наше время,

Кто не любил поэта, тот не в теме,

Как невозможно их понять

Простому человеку.

И становой хребет горбатый

Никак уже не пришибёшь

Лопатой – это не снежный ком,

Не отряхнёшь,

И не верблюжий запас жира,

Диетой долгой, чтобы ампутировать.

 

Чего они хранят в своём «горбе»,

Чужие небу и земле,

Какие видятся им грёзы наяву,

Когда рыдают рядом

Люди, что их лю…

 

Трудодень

Выпила с утра три кофе,

Написала два стиха,

Кабачки сажать пора…

 

Гигиеническая привычка

Опять разговариваю с воображаемым другом

О проблемах своей подруги.

Воображаемый друг всегда мужчина,

Хотя непонятно в чём причина,

И почему я проблемы другой женщины

Рассказываю ему.

Это, видимо, инстинкт свахи:

Хочется в пару свести

И от себя все чужие напасти

В разуме отмести.

Но не получится так в реале,

Нету таковских понимающих,

Как этот воображаемый друг,

Потенциально подруге супруг.

 

Даже для меня нет,

Но я научилась вести диалоги

С воображением много лет,

И отличаю желанья от яви:

Живу и молчу с тем,

Кого боги послали,

Так далеко послали,

Что в мою жизнь забрёл.

Я от него не требую,

Чтоб было мне хорошо,

Просто живу и всё.

 

Временами разговариваю с воображением,

Делюсь разными переживаниями и соображениями.

Но у меня в этом большая сноровка,

Сказывается долгая тренировка:

Я чемпионка мира

По густоте населения

Своей внутричерепной квартиры.

Там у меня много народа:

Всегда есть, кто выслушает,

Если поговорить охота,

Переживать одной невмоготу,

Беру писало – вожу по листу.

Провожу связь между полушариями,

Рассказываю печали идеальному парню,

Фантастически умному, доброму,

И у которого никаких дел извне,

Потому что живет он во мне:

Гигиеническая привычка,

Всё должно быть индивидуальным,

Стерильным, личным.

 

Узелок с воздухом неслучившегося

 

Последнее средство “любовь”,

Но вяжет родство душ,

Есть узы предельной свободы

Создателя творческих дружб,

Когда созидание – боль,

Когда измерение – боль,

Когда есть кто-то большой,

Кто знает такую же боль,

Тогда под запретом “любовь”,

Что встанет колом-топором.

И только зависшим воздухом

Повиснет лето на Балтике,

Вечер растаявшего аккорда,

Неслучившейся мелодии,

Что грезится долго без толка.

Реальность несозданных воспоминаний.

 

Очень маленькая ниша – рок-н-ролл

Я выплакала всю возможность

Быть, случиться, состояться

На этом свете, в этих временах.

В тех не успела я родиться

И не жалею – не мои в них ритмы

И метанья не мои:

Смешные вычурные позы,

Далёких предков сложный быт.

Меня нисколько не манит.

Лишь четкость чести, честности у них

Что бередят, тревожат, гложут.

Лишь очень маленькая ниша

В минувшем пролетевшем веке,

Когда себя так четко проявляли

Уверенные в счастье человеки,

Но этот миг мы миновали

И твист, и рок-н-ролл, и Элвис Пресли

Не выдержали смены пресса

И упрощения попсы.

 

Дива

Бывает чудная дива

– богиня одного дня,

Где хрупкость – фальшивая,

Смотри на меня:

Ах, я утончённая”.

Искренность – сила

Сирая и гибкая.

Ветвь срубленная

Становится ломкой

И хлипкой.

Трансмутирующие себя,

Как чувствительные и ранимые

– да ни хрена,

Все это тонна грима,

(Я перестала любить Ренаток Литвиновых),

Такие жеманные фразировки,

Что просто работать,

Как лошадь,

Послушав её,

Неловко!

P.S.:  Трансмутация (от лат. trans «сквозь, через; за» + mutatio «изменение, перемена») — превращение одного объекта в другой.

Рыбья кость (1)

Тревога, как рыбья кость

Застрявшая в горле,

Ничем не заесть, не пропихнуть,

Не выплюнуть.

Раздражена не только собой,

Но и другими людьми,

Как будто ответственна за них.

Причина моей тревоги – чувства,

Что сотни тонным океанариумом

На небоскребе, лежат за

Хрупкой стеной стекла,

И угрожают разуму разом.

Совсем невесомой

Вода моей боли

Является для других.

На той стороне, где я

Все облака – медузы,

Все облака – яд.

 

Рыбья кость (2)

Люди и я – другое,

Космос и я – потерянное давно:

Время сжимает кольца

Ведущих ко мне дорог,

Время сжимает кольца

Срезов своих годовых

И засыпает веснушками

Родинок непроходимых.

Время довлеет, но мне плевать,

Не из-за глупых морщинок

Стану я горевать,

Ночи не спать,

Дело не в седине,

Дело внутри застряло,

Как рыбья кость во мне.

 

Поцелуй под дождём

К поцелую под дождем

Убежим с дриадой вдвоем.

Старый дуб, раскидистая липа,

Клён кудрявый приютят

Бесшабашных двух бродяг

И от летнего дождя спасут.

Очарованные смотрим:

Музыкой алмазной пыли

По земле танцует ливень!

Белых искр пелена

Вдруг прозрачна стала

– поутихло, и пора из плена

И защиты, дерева объятий

Под редеющую дробь капели

В путь сорваться.

 

В жидкой глине

Живу, как увязаю в жидкой глине,

– безумно тяжело стоять,

Безумно тяжело идти

И каждый шаг ты поднимаешь гири,

Скорее! Засосёт! И потеряешь обувь.

И каждый так вдруг обнимает ногу.

Усилие, чтоб просто переставить тело,

А не сказать, не выразить,

Что головой и сердцем

Выбрал целью.

 

Обугленный человек

Холодное лето,

Обугленный человек

Рассыпается черным снегом

Слов – сгоревший мир

И жгучая любовь.

Ты заливаешь слезами

Мой черный мир

И прорастает

Крохотными стихами,

То, что ещё может жить.

Жить вместе с нами,

В наших ладонях греться,

Слушая музыку нашего сердца.

 

Есть ли жизнь …

Есть ли жизнь на Марсе, Венере, Луне…

Далее перечислить,

Но если туда не лететь,

Ответ не отыщешь.

Если жизнь после …

Развода, смерти и юбилея.

Надо не проверять,

Надо дожить, пережить,

Не допуская мысли

Что можно не добежать, избежать,

Лукавить глупо:

Мы изменяемся изо дня в день,

А не только на рубеже,

Когда тебя стукнет уже.

 

Ноктюрн

Тишина – это тоже звук.

Одиночество – целый круг,

Разве музыка нам не друг?

 

Как сыграть ноктюрн тишины,

Как разбить кощеево яйцо вины,

Как сломать железную иглу

Что опять-опять люблю

Я не так

И не в такт,

Сердца звон

Не в унисон

Моим снам!

А моим стихам

Дела нет

До славы и до денег

Жилы рвет скрипач-бездельник,

На гарроте он сыграет тишину:

Вы живёте хуже, чем поёте.

Я живу, как я пою

Горлом сорванным,

Сердцем вынутым,

Мозгом взорванным

Всё без имени,

Без угла, без прирастания,

Без слезы и ожидания.

Я живу расстоянием, раздвоением, обессилием

Я живу всей страной этой

Горькой и нежной Россиею!

P.S.: Гаррота – оружие ближнего боя, изготавливают из прочного шнура длиной 30—60 см с прикреплёнными к его концам ручками. Используют её для бесшумной нейтрализации охранников.

 

Мужики моих подруг

У мужиков моих подруг

Есть очень-очень тонкий нюх,

Есть очень-очень чуткий слух.

И самомнение Нарциссов

– нет в мире кроме них,

Волнующих нас тем,

Нет никаких других проблем.

 

Мужики моих подруг

Так себя порой ведут

Будто в них живет евнух

При исполненьи и гареме.

Он не жених, не рыцарь, не супруг,

Он просто вечно хочет в теме

Быть личных женских разговоров.

И шарятся подобно вору,

То в сумочках, то в личных чатах:

Прознают все сорта прокладок,

Размеры лифчиков, цвета помады.

Годны читать  девичьи переписки

Про милых себя криминал выискивая,

Устраивать истерики к бабским близкие,

Хотя ампутации не было у их сосиски…

Ведут себя как-то не по-мужски,

Не умеют мужской работы:

Починить розетку, кран,

Гвоздь забить и лампочку вкрутить.

Но и женской заботы не умеют тоже:

Не драют белизной санфаянс,

Не моют плиту после сбежавшего кофе,

Не помнят всё и за всех – кто, что, куда

Положил, что постирано, что можно надеть.

 

Какие-то странные мужики у моих подруг

(Сплошная замена букв – жи на да)

– все время внимания требуют

И ничего взамен, никогда,

Даже иллюзий любви, не дают.

P.S.: Мужики в мудаки при замене двух букв

 

Сны с тобой

Хочу прогулки

И видеть с тобой сны,

А снятся уроды

И дожди.

 

Жнец и Госпожа

Нас ждет всех Серая Госпожа:

Забвения накроет пелена

Поступки, смыслы, имена.

Когда Жнец Черный перережет нити

Нас ждет отсутствие печали и событий.

Не торопитесь, невозможно опоздать

К пределам вечного покоя.

Живущим счастья без утраты не понять,

Жнец беззаботных любит нагонять,

А Госпожа измученных земною болью

Всё не торопится принять.

 

Время владеет вами

Время владеет вами:

Идти против его течения,

Уносит силы волнами.

Лечь убаюканным на дно

Можно когда тебе все равно.

Только в зените зеленое солнце

Толщу речной воды пробивает.

И возвращая к жизни

Тело берёт и всплывает.

И очутившись на берегу

Вдруг понимаешь – неважно

Том или этом,

Куда ты шел.

Важно опору иметь и отдых

Уставшему быть поэтом.

 

Журавлёнок

Ты развиваешься

И вырастаешь

– из цыплёнка

Журавлём взлетаешь.

А пока в болоте нашем

Мудрую лягушку

По воде гоняешь.

Заленилась жабка,

Попривыкла к тени,

За брюшко на солнце и скачи, тетеря,

Позже отдышавшись, спи под лопухом.

Много интересного на пруду родном.

 

Шелка

Говорить с химерой и мечтами

Получаю я могучую возможность,

Глажу плоть свою шелками,

Двигаюсь медлительно

И осторожно.

 

Прогулки вокруг воды

Даже тень моих чувств

Назовёт это время святым.

Нарезаю круги вдоль воды,

Вдоль огней,

Отраженных в ней,

Пока ночью с тобой говорим;

Эти осени, вёсны и леты

Будут мягким осияны светом

Моих чувств, моих слов,

Моих лёгких шагов

Полуночно-рассветных.

 

Археолог любви

В прошлогодних снегах любви

Собираешься ты найти?

Своих бывших мужчин.

Или тысячу веских причин

Отчего они бывшие,

Отчего годовые на сердце

Кольца и рубцы?

Для чего тебе срез эпохи

Археолог любви?

Хочешь знать, куда и откуда

Табунами мурашки ушли?

В ожидании чуда годами

Так игриво и вольно

Холмами белотелой великой

Души завихрялись и замирали.

Как переселение этносов из

Великой степи в заполярье,

Ландшафты и география

– карта былого будет

Изучена снова и снова.

Но только факты без идеи

Не складываются в картину:

Придумай как буйные джунгли

Шестнадцатилетнего сердца

Превратились в пустыню.

О, эти орды с подсечно-огневым

Земледелием пронеслись

И создали Сахару.

 

В Сахаре вдруг выпал снег

Дождя не было тысячу лет.

Как трудно быть основателем

Этногенеза другого века,

Миграции чувств,

Когда не знаешь

Зачем так нужны растаявшие любви?

 

Маленькие фигуры

Маленькие фигуры

Сброшенные с доски

Рассыпанные кони, туры-ладьи,

Нет никакого препятствия

Для ноги обутой в сапоги:

 

Сбитые летчики, мишени

Пешек и королев,

Вне игрового поля

Потенциала нет.

 

Время их истекло,

Бьётся дождливый воздух

– настежь разбито окно.

 

На стёжку стёжка ложится

Мантия мира в месте другом

Начинает кроится.

А у тебя запущенный дом,

Сытая старость факира,

Сдавшего змей в серпентарий,

Там получают мазь

Со змеиным ядом от ревматизма.

А у тебя осталась одинокая дудка:

Снова напела тетрадь стихов,

Некому слушать

И танцевать под нее.

Перебираю шахматы босой ступней,

Я еще помню фигуры.

Но опрокинута партия

– неразлинованых клеток

Старого моего паркета.

Время писать лишь музыку,

Только ее и помню:

Свет одиноких окошек,

Роз и жасмина дыхание,

Губ никаких не знаю:

Тех, что сейчас целуют,

Тех, кто настолько считает

Меня ещё за живую.

Тот, кто живой настолько,

Что создает свою партию,

Партию как картину дописывает

Каждым ходом.

Я не премину жить

До окончания её, до исхода.

Что же, играйтесь в шахматы,

Верьте в себя, как в гения,

Новые поколения,

А я буду играть в кубики

И параллельно,

Так оно как-то вернее.

 

Ночные шепталки

Ночные шепталки

Не то, что дневные беседы.

Подружки-весталки

Забудут все споры

И логику стройных

Былых разговоров;

Доверие сердца

И тайны страницы

Про прошлое детство

Вдруг важно и нежно

С тобой поделиться:

“Летом, когда мне три года

Я кролика глажу, что жил в огороде.

Жил тайно от взрослых,

Сбежал он случайно,

Никто мне не верил,

А он не боялся”.

 

Такие припомнятся вещи и смыслы

Которые днем все подавлены мыслями,

Потоком, мейнстримом,

Жизни всеобщей

Чужим ритмом

Неостановимым.

 

Смелые люди

Шашлыки и прогулки,

А поедем на дачу?

Щас компании сложно

Собираться иначе.

Но теперь нет компаний

– все никак от дивана

Оторваться не могут,

Выйти в парк погулять

С другом через дорогу.

Остаются людей единицы:

Они смелы как птицы-синицы

Что с ладони рискуют кормиться.

Что рискуют ходить и общаться,

Улыбаться вживую и драться,

Не троллить и козлить в интернете,

А умеют жить жизнь, петь дуэтом

И хором, перелазить кусты и заборы,

Жечь костры, гладить по голове,

Не боятся других звать к себе.

 

Не гарант

Тот забыл свою молодость

Кто сказал что

Молодость – гарант

Успешной жизни.

Пытка неопределенностью,

Носишься, ищешь себя

Ищешь любви…

И надо подниматься

После каждого нападения,

Жизнь – качели, падения.

Жизнь – метания,

Ничего неизвестно заранее…

 

Сейчас – ни счастья, ни свободы

Размеренно, по силам ровно,

Одна необходимость

Монстру государства

И семьи.

Побег возможен

Лишь в сны:

Все остальные возможности

Изучены.

 

Мир не изменить

Тысячу лет с тобой и ещё

Тысячу проживи

– мир жестокий,

Как таковой,

Не созданный для любви.

Кто мягкотелый комочек

Напичкал адреналином?

Кто каждого Авеля сделал Каином?

 

Ни в 25, ни в 30

Людям, которые не умеют

Умереть

Ни в двадцать пять

Ни в тридцать,

Остается жить

И стареть.

 

Восстановление “индийской легенды” в театре кукол

Восстановить реку –

Материя тех времен была однозначна

Или однозадачна – но вовсе

Другой бульон.

 

Чтобы вырасти –

Встать на плечи

Чужой культуре

И взглянуть вглубь-вдаль,

Рамаяна была экранизируема,

(Как английская литература,

Где мангуст, обезьяна, удав):

Ни Даждьбог, ни Перун,

Ни Морана, ни Жива, ни Навь.

Вот такая непроходимая стратификация

От народа отрезаны корни и Явь.

P.S.: Начало стиха аллюзия на термин «Первичный бульон» предположительно существовал в мелких водоёмах Земли 4 млрд лет назад. Он состоял из аминокислот, полипептидов, азотистых оснований, нуклеотидов. Он образовался под воздействием электрических разрядов, высокой температуры и космического излучения. При этом атмосфера Земли в то время не содержала кислорода. В 1987 году во время первой постановки “Индийской легенды” до Иликаева было еще тридцать лет: Даждьбог, Перун, Морана,Жива, Навь и Явь – это имена славянских Богов и космогония из  книги «Мифы древних славян. Иллюстрированный путеводитель» Александра Иликаева.

 

Без включения в сети

А поговорить в реале,

Распить сицилийское санджовезе,

Посиделки до утра –

Это редкие фестивали.

Именинами сердца

Лично взять и встретиться.

Мы как эльфы

Уходим в закат,

Мы последние

Получаем удовольствие

От стиха,

Не от лайка чужой реакции,

От того что его кто-то видит и знает.

Удовольствие от постижения мира,

От того что мы сами нашли, полюбили.

Получаю сейчас удовольствие,

Когда друг наболтавшись, уснул

И вдруг миг подарил тишину,

Очень нежную тишину,

Очень легкую тишину.

Вот стоит в квартире осторожная тишина,

Не шуми, не буди, не одна.

Пусть окно монитора

Задумчиво светит,

Рядом люди живые,

Без включения в сети.

 

Интернет-промискуитет

Это вечное бабское

Желание промискуитета

Обсудить чью-то

Личную жизнь,

Обсудить с кем-то

Свою.

На этом построены

Все желтые газеты.

И психоаналитики

Зарабатывают на этом.

Зоологические женщины всех хотят

Влючить в семью, через

Связи и нити

Единить организмы,

Превратиться

В океан протоплазмы!

Где все знают и имеют каждого.

 

Социальные сети

Подоспели

Случиться на свете,

И теперь странные человеки

Это те, кто не делает селфи

На одном и том же диванчике,

– поимейте меня хейтеры,

Девочки и мальчики.

Поимейте ко мне отношение,

Очень надо поставить пальчики

То ли вверх, то ли вниз

На ее персональном канальчике.

То ли лайк, то ли диз,

То ли страйк, то ли бан,

То ли личная жизнь.

 

Точки роста

Точки человечности

В этом адском мире

Человек должен находить

В себе и выращивать

Как кораллы, кристаллы

И веточки – чтобы чистить

Мир, фильтруя поток вод,

И дыша, выделять кислород.

Точки роста – спящие почки,

Что не умерли до весны,

Даже на полюсе холода

Живут люди, такие как мы.

 

Вокруг ни одной колокольни

«Цветам и звездам» Хуана Рамона Хименеса

Чтобы меня запомнить,

Вокруг ни одной колокольни,

А грустить по себе не надо,

Хватит грусти по тем

Кого нет уже рядом,

И по молодости проблем,

По отчаянью решений.

Быть не тем или с тем

Уже нет сомнений

– только вечно с собой

И небом, отражающимся словами

– это странное горькое взрослое,

Когда больше не плачешь маме.

 

Воспоминания, и об уфимской архитектуре

Воспоминаний поток

– вся моя жизнь.

Они собираются,

Чтобы утечь,

Исчезнуть

Как былой

Образ уфимских улиц,

Оставить меня в пустоте

Бетонно-стеклянных кубов,

Не имеющих воспоминаний.

Так исчезает любовь

В облике городов,

Не только лицо

Архитектуры.

 

Там всегда первый ландыш

От любой беды

И печали

Как же вы

Когда-то сбегали?

Я сбегала в любовь

В своём внутреннем мире,

Даже если вокруг

Ни друзей, ни подруг, ни квартиры.

Я сбегала туда

В этот дивный мир грёз

Мимолетный –

Там всегда первый снег,

Первый ландыш и лето,

Все о счастье сюжеты.

Там всегда гармоничные

Линии мира,

И любовь бесполезная

Вдруг исцелила

Всю поломанную меня.

А теперь жизнь прошла,

Я уже не мала,

Чтоб попасть

За зеркала,

Мир внутри

Сжался

И болит,

Что неправильно

Не исцелит.

Остается лечить

Этот мир, что реален,

Если допуск закрыт,

В тот, что был идеален.

 

Предназначение, судьба

Судьба уже пересекла

Наши пути.

И предназначенное значимо,

Когда не сможешь от него

Уйти.

 

Предназначение, судьба

– я могу верить

Иль не верить в эти вещи,

Но они есть

– раз есть для них слова:

Такие значимые части

Существования поэта,

Как сердце часть

Живого естества.

 

Она прошла в невероятно прекрасном…

Солнечные дни юности, когда красота пронзает сердце золотой стрелой.

О, как вы неотвратимо потеряны и как много этого юного горения

Воспевали когда-то во всех видах искусства.

Теперь стесняются большого чувства,

Его объявляют то ли сталкерством, то ли абъюзерством.

И отправляют в разряд психотравм.

А тогда это был душевный рост,

когда будущий колосок раздирает

тоненькой травинкой пласт асфальта обыденности.

И всякий художник понимал сие со времен “Вита новы”

Данте Алигьери: “Она шла по улице в невыносимо прекрасном платье.

И жизнь моя никогда не стала прежней…”

P.S.: Сталкинг (от англ. stalking, произносится «сто́кинг» — преследование) — нежелательное навязчивое внимание к одному человеку со стороны другого человека или группы людей или изучение малоизученных/заброшенных мест, которые могут быть опасны для здоровья и жизни человека. Сталкинг является формой домогательства и запугивания; как правило, выражается в преследовании жертвы, слежении за ней. Типичное поведение лже-сталкеров включает постоянные телефонные звонки и оскорбления по телефону, посылку нежелательных подарков, выслеживание и шпионаж, нежелательную электронную почту и другие виды оскорблений по Интернету, а также угрозы или запугивающие действия. Абьюз — это насилие в широком смысле, а абьюзер — человек, который совершает это насилие, и неважно, как именно: физически, психологически или финансово

 

Котик в парке

После дождя

В парке пахнет собачьей шерстью,

Вокруг вечного

Огня обхожу наперерез

Успеваю путь пересечь

Коту:

Он здесь живёт

– черный беззвёздный кот,

Он спит на берегу пруда

И если не спит,

То смотрит туда.

Мы часто пересекаемся с ним,

Не разговариваем и не следим,

Каждый идет по своим делам,

У каждого где-то тоска по лету

И отражает вода

Призрачные облака

Или цветные огни,

Дом всем живым необходим.

Может весь парк его дом и есть,

Есть приносят дворники и сторожа.

Только желает он весь день

У воды лежать.

Может

В прошлой жизни был рыбкой?

 

Танцы на Равтау

Проезжая Равтау, вижу собачку

Встречающую с важным видом

Всех приезжающих.

Спускаются из вагона

Взрослый парень в сером

И девочка лет десяти

В розовом,

Она танцует БиТиэС,

Потом садится ожидать

На розовый-розовый чемодан.

Собака провела ритуал

Обнюхивания и величаво

Отошла

К краю перрона,

Вглядываться вдаль,

Встречать

Следующие поезда.

P.S.: BTS – популярный корейский бойзбэнд

 

Бирюзовая “одзесама”

Ты чудесная бирюзовая “одзесама”

Жертва войны и феназепама.

Ты спишь как зимний гусь,

Засунув голову под крыло-одеяло.

 

Когда уходим в горы

От зануд,

Я выясняю,

Что тебе идут

И малахит, и изумруд

– вся зелень гор

Лесных Уральских,

Ещё азарт и тишина:

Края обрывов так манят

И увлекает тихая охота

– и мы несем твою добычу

– восемь маслят и три рядовки.

Я соберу тебе букетик из душицы,

И ты заваришь чай душистый

В столице вспомнишь

Сестринство поэток,

Как мы читали час попеременно,

Приют Айгир дождём умытый

И гипсовые статуи Уфы.

Мы познакомились,

Пока не подружились,

Но слишком скомканно часы летели

И мы такие настороженно большие.

Хоть знаем некуда спешить

– эпоха вся лежит

Под нашими крылами

– я знаю, столько лет летаю,

Сама гусыня Акка Кнебекайзе.

P.S.: Ojou-sama (одзё:сама) – お嬢様 – с японского:

1) барышня; 2) ваша (его) дочь (почтительно).

 

Перепелочка и пантера

Нет в ней

Стати твоей:

Она мелкая перепелочка,

Отводит птенцов от гнезда,

По пятам – война.

И тихая перебивчатая

Дробная птичья речь

С подскоками.

Ну, а ты даже птицей

Была бы диковинной

С лебяжьей шеей,

С размахом крыл-плеч.

Из тебя можно сделать икону стиля

С повелительной харизмой,

Из неё хлопотунью-капризу.

Ты – пантера по “мяу” протяжному.

Она гипсовая курносая кошечка,

Но живая такая самостоятельно,

И отдельная на отшибе.

 

Колокольчик звенит из тьмы

Я думала: почему?

Я заклинаю тьму:

Разговариваю по телефону

Полтора бесполезных часа

С ожившим тобой,

Незнающим что отвечать

На вопрос: “должен ли

Быть бесплатно вылечен

Раковый бедный больной?”

 

Ты всегда был такой:

Элита из элит, пуп Земли,

Напыщенный сноб,

И это не прыщ, который пройдёт.

 

Разговаривать с тобой безсмысленно

Но я смотрю во тьму

И вижу контуры девочки,

Которую так люблю.

Возможно, что разговоры с тобой

Это способ озверевшей мне общаться с той

Занебесной утраченной чистотой-простотой,

Абсолютно слепой с белой повязкой на лице,

Думающей, что любовь разлита везде,

Только люди немного устали и у них всё болит,

А если их понимать и гладить,

То добром можно что-то исправить,

Исцелить гнилые души –

Не бывает плохих, они все недужны.

 

Я-то взрослая с сарказмом знаю:

Плохих не бывает,

Каждый хорошим себя считает,

Каждый кому-то там паразит.

И потому так печально уму;

И я обращаюсь памятью к дням-цветам,

Каким колокольчикам я была там.

 

1000 OVA (Р.Ф.) и тьма

Наши тысячи OVA

Я не должна рассказывать ему.

Он всё погружает во Тьму.

А я до сих пор вижу свет

В несуществующем небе-тебе.

 

*  *  *

Даже мысленно я не пыталась

Проиграть сценарий наших

Отношений по-другому,

Потому что не видела, где

Дорога нашей общей судьбы

Должна была свернуть раньше обрыва.

Теперь ты мне дал понять почему –

Я упиралась мысленным взором в тьму.

 

*  *  *

С мальчиком Лето всё было иначе

– тысячи тысяч мысленных OVA

О том, как все могло бы быть по-другому:

Между нами всегда было пространство

Залитое солнцем,

В котором кружились

Снега и планеты,

В котором с орбит сходили,

С ума сходили или

Взмывали гейзером чувства

Ошпаренно среди полных сугробов.

Это был наш мир, в котором

Девять лет

Существовали мы оба.

Столько возможностей безрассудно прозёванных

За семь лет дружбы сменяли одна другую,

На каждой из них останавливаюсь и буксую.

Мы дружили то нежно, то яростно

В миллиметре от поцелуя,

Упираясь в принципы взглядами

Мы считали не вправе переплетать чувства

Любви к поэзии с другими земными,

Что тлели семь долгих подземных лет,

А между нами был ослепительный свет

И смотрели и видели, как мы растем.

И иногда восторженно, а иногда обиженно

То девочка, то тетенька

Называл меня мальчик Лето,

Он все это время рос

И вдруг я заметила

Солнечным летом

Что он таки стал поэтом.

А потом фейерверк бесполезный,

Красивый, и падение бастилий.

А наружные страхи мои не сдались

И каждый раз прокручивая

Сценарий нашей любви

Я отлавливаю безжалостно

Ещё и ещё страх, ещё один вид

То ли слабости, то ли трусости

Своей и моей

И я мысленно продолжаю

Те сводки с полей

Титанической жизни

Любви поэтов и вижу

– не исчерпать сюжеты.

 

После ночного звонка ожившего мертвеца

После ночного звонка

Ожившего мертвеца,

Если нарисовать,

То ты

Погасшая свеча

В полночь

– серый дымок в черном пространстве.

Свеча ещё тёплая – жидкий воск

Оседает плёночкой на пальцах.

Послевкусие ощущений:

Я знаю, что ты весь “ложь”,

Но если в эти мгновения ты и живёшь,

Кто я такая чтоб разбивать

Твои утверждения, когда говоришь, что жив,

И что каких-то три часа на машине

И приедешь, только “махни”.

В прошлом году я была в “твоем” городе

Две недели, участвовала в двух конкурсах

И тебе написала

Не однажды “мертвого” приглашала,

Но призраки не встречаются с людьми,

С живыми при свете, поэтому

Не жду ни скайпа, ни встречи…

Только мой полуночный голос

И твой ледяной ветер,

И огарок той тёплой свечи,

Бывшей нашей печалью вечной,

Заманивший тебя позвонить.

 

Тень счастья

Было волшебное танго,

Было смиренное утро,

Каша была пшеничная,

На щёчке была ресничка.

 

Утро сломалось вокзалом,

Пришествием деятельного прогресса

И упрекать-то не хочется,

Но жить расхотелось резко.

 

Исчезла милая музыка

И вкус исчез у быта

И я вновь раздавлена

И тихая тень счастья

Солнцем палящим смыта.

 

Генеральная последняя уборка

Смерть – это высшая награда,

Как прерывание безсмысленности всей.

Смерть   –  не забвенье, ни приманка,

Ни утешение скорбей:

Не обезболит, не выявит суть.

Она не даруется свыше,

Когда уже пройден путь.

 

Свеча и ладанка

Зажата в руке

И путь мой продолжен

В глухой темноте.

Мелькнувшие отблески

Не освещают той свалки

Моей жизни и комнаты,

В которую их превращают

Неупотребляемые вещи и люди,

Только никак не выбросим

И не забудем.

Тащим так много хлама,

А смерть приберет за нами.

 

Генеральная, последняя уборка

Вынуть, извлечь, стереть личность твою

Из дней проводится только смертью

И ты не узнаешь оставшейся после тебя

Меры со-бытий, я-в-лений, вестей.

 

Русский язык

Между румынским и самоанским

Располагается твой родной,

Он не такой уж гигантский,

Не миллиард говорит на нём.

Но он единственный твой

И все твои в нём нюансы – русские,

Широкие аспекты и узкие,

И вся твоя душа

Трепетно выписана на нём

Русским классиком давним,

С тем и живём

С тех пор как читаем

Или поём.

 

Дождинки падают в озеро

Я говорю: смотри, как здорово

– дождинки редкие падают в озеро,

И блещут серебряными кружками-звездами

И исчезают…

Ты растрынделась о гипотетическом.

 

Я держу руку ладонью к небу – ловлю капли:

Мир исчезающий невероятен.

Он исчезает мгновение каждое

– в утробе Вселенной его перемалывают.

Мы идем по дороге малой и тленной,

исчезающей позади

– не осталось почти

Вещей из дома,

Из детства, из моей страны,

Не осталось почти людей

И того что нам вместе

Знакомо,

Только эти ночные цветы

с резким запахом-отзвуком белой сирени,

Только капли дождя, я и ты.

 

Депрессия-песец зимой и летом

Депрессия

– полный пушной песец,

Роскошный, зимой с ценным мехом

Объемных идей и более ничего в темноте.

Депрессия летом

– худой зверек, понурый, облезлый

И странный:

Шарится по помойкам души,

Шуршит

Обрывками изорванной нирваны,

Грызет источенные карандаши,

А летние ночи так хороши,

Так стремительны, как цветение лип.

 

Депрессия летом неполноценна

При таком световом и тепловом режиме:

Она выживает лишь в душной и городской

Квартире,

На улице и в саду

Не успевает угнездиться в мозгу,

Но чахлая, что-то кропает-поёт,

В дождь стучится в окно,

В жару маревом предстаёт.

 

Сиамскому котенку-мизантропу

Чужая душа потёмки,

А твоя – непроглядная ночь,

Глядишь голубыми глазами

Котёнка, которому так

Интересно всё!

А пишешь такое гониво,

Что грусти твоей не помочь.

 

Так много ролей и масок

Перетекают, живут

Под сводом твоего лба.

Твой череп – невскрытый

Потерянный авиа-ящик

На месте падения шаттла.

Но те два фрагмента,

С кем чаще

Общаюсь я

Мне нравятся оба.

И оба равные

Имеют

На общенье со мною права:

Один заражает единством

Мыслительного позитива,

Другой желание разворачивает

Спрятаться в элитарной башне,

Подальше от этого мира.

 

Волны лба

Мои морщины

Вовсе не морщины,

А волны лба,

Что покороблена

Эпохою судьба,

Но лишь душа

Крылата и неуязвима,

Когда земная плоть

Поколебима.

 

Желание избыточного

Мне хочется избыточных вещей:

Звенящих занавесок в окоёме…

Мне хочется не думать о тебе,

А просто жить с тобою в общем доме.

 

Тулун

Тулун:

Как лихолетий горестный апофеоз

Вода та обнажила и всерьез

Что скрепы прогнили дотла.

Есть лысая из космоса земля,

Что зеленела два десятилетия назад.

Есть правда голая как бывшая тайга:

Нас продали и кинули остаться в нищете,

Лежать по пояс в неожиданной воде,

С голодной пайкой горестной юдоли,

Что выделят рабовладельцы в нашу долю,

Золой былых утрат осталось посыпать чело,

И не питать надежд, что мол не повезло,

В рабовладельческой системе

Кто

Основная масса населенья?

Уж не цари и не псари

Низ составляют пирамиды.

Что, мол, не царь, бояре довели,

Такие вороватые псари,

Из тех, что окаянные.

Обрушили Романовых.

Тут половодье, как огромная тетрадь

Печали и скорбей, и нерадивостей

Чиновников прекраснодушных,

Что заливают воском уши.

Сибирь вся в рубище,

Они едят из злата,

И нет в России нынешней

Царя и олигархов?

Есть слово тяжкое Тулун,

На каменное сердце

Да, опустится колун

И может из гранита

Вытечет смола-деньга

Лесов тех проданных,

Что на счета офшорные легла.

P.S.:Наводне́ние в Тулун Ирку́тской о́бласти 2019 го́да — затопление с человеческими жертвами, произошедшее в конце июня 2019 года на реке Ия.

Селфимания

У неё 1700 подписчиков в Инстаграмме в 15 лет.

Мыть полы или печь оладушки может учит ровесниц? Нет,

Она учит делать ежедневные селфи

С таинственным взглядом,

Это очень для лайков надо.

Просто жизненно необходимо,

Больше чем обнимашки и витамины,

Больше чем знание, любовь, понимание.

Подросток нуждается в социальном внимании,

А взрослые тупо копируют селфиманию.

Хотя основа одна – запечатлеть уникальное Я.

Только «Я» лишь мордаха вся в фотошопе,

Или лейбл известный сидящий на попе.

“Я” бывают такие разные

– музыка, картины, стихи,

Выращенные георгины,

Испеченные пирожки.

 

Фрэнк и Хуся

Меня комментирует козёл.

Какая честь

И даже отвечает мне!

 

Мой серый козлик,

в ЖЖ остались

Лишь рожки да ножки

Самых странных людей.

 

Хусе ещё нужно заслужить козла,

Он – осел,

Другая степень парнокопытных.

P.S.:  «Живой Журнал», «ЖЖ» (англ. LiveJournal, LJ) — блог-платформа

 

Решительная принцесса

Принцесса умыкает королеву,

Король бухает по видеочату

С соседним королевством,

Рыцарь спит с рыцарем:

Элгэбете действительность.

 

Щенячье

юности первый восторг,

милейшая возня щенков,

солнечное кувыркание,

хвостиком круглым махание,

тыканье носом и подбегание

без тормозов опаски ко всему

что кажется новым прекрасным.

 

Покров и выворот

ФБ определил меня

Как девяностолетнюю девственницу,

Все стихи мои о любви:

Без любви не бывало

Ни секса, ни блядства,

Ни иного душеприкладства.

Всё несла через сердце наружу,

Потому покров девы во мне не нарушен,

Так останусь непроницаемой,

Лишь желающей,

И проникающей в душу,

Я оставляю право другим

“выворота пизды наружу”,

У кого что болит,

Кому что – витамин,

Не суди, будешь неопалим.

P.S.: ФБ – социальная сеть фейсбук.

 

Драма и мелодрама

Реплика к фильму Вонга Карвая “Мои черничные ночи”

Просто хочется драмы, а не мелодрамы.

Хочется видеть как

Люди меняются!

И в этом суть драмы – изменения людей.

А суть мелодрамы – неизменных целлулоидных пупсов полощут

То в сточной канаве, то в розовой воде,

И через все-то перипетии они проходят с такой же целлулоидной улыбкой

И доверчивостью, не изменяя себя,

Не изменяя мир в нас.

Этот фильм можно смотреть,

Но что там можно увидеть душой,

А не глазом?

А еще зная Вонга Карвая ранее

– думаю, этот фильм для умных,

Смотрите, мол,

Как помещение в коммерческую среду

Может разрушить бриллиант…

“Куллинан” разбили, чтобы продать,

Вонга Карвая разбили,

А продавать оказалось нечего.

Он очень хорошо это “нечего”

Показал в сём фильме,

Использовав всё

Что просили

От него голливудские продюсеры.

P.S.: Куллинан – самый большой алмаз в истории, в виду размеров оказалось невозможно продать, чтобы использовать в ювелирном деле, его разбили.

 

 

Крючок-блесна

Ты – крючок

Для рыб

Моего подсознания.

Ты – блесна:

Они выплывают

На поверхность

Сознания,

Те смутные вопросы,

И четкие ответы,

Дремавшие в тёмной

Глубине где-то.

 

Отчаянной и прекрасной 42-хлетней

Она полна отчаянной решимости

Родить в свои прекрасных 42,

Я лишь удачи пожелала и добра.

В ней силы много и она дружить умеет,

А я умею слушать и любить.

Я понимаю всех, но принимаю смелых,

Кого не надо мне жалеть, щадить.

Я глажу лишь по шёрстке яростных тигриц,

Которые порвут слона.

Подруга, мы с тобою живы

И ты до материнства доросла.

Твою отчаянную резкость той-терьера

Сменила мудрость мопсов и шарпеев.

Да, мы с тобою не худеем,

Мы просто давим всех авторитетом.

Даже козлины с сайтов твоих знакомств

Не смеют фото тебе интимные прислать.

Заочно можешь ты одним лишь взглядом

Их гордость ампутировать мужскую,

Такую ты харизму отрастила

За жизнь нейрохирурга непростую.

 

Остановка «Металлобаза»

Я столько раз сидела на остановке

– смотрела на сосны пронизанные солнечным полотном

Из косых лучей заходящего за электрозаводом светила.

Я столько раз сидела и тупила, а вот пишу стихи

И подошел мой стодесятый…

И я в тот пыльно-шумный возвращаюсь ад.

Но вечер даже там возьмет права.

И ночь уфимская сиреневая вдруг укроет, запахнёт.

Травой свежей только срезанной

И пышной сиренью

Асфальт и гарь перешибёт.

Вновь проживаю изумленье и узнаванье, что моя

– как юность с дружбой – вдруг случилась встреча

И до утра на парковой скамейке с подругой

Пили чай и обсуждали: какое будущее всё же предстоит?

 

Озябшие дети

Многолетние встречи

В памяти превратились

В один день и вечер

Вмещающий

И осень, и зиму, и лето,

– конец и начало всего,

Что в тебе восхищало.

Спрашивают:

Будут ли ещё у меня романы?

Но только я умею восхищаться другими,

Поэтому у них будут со мной романы,

А у меня не будет романов с ними,

Потому что они озабочены только собой,

Только себя греют, такой настрой.

Озябшие дети ищут и не умеют давать тепла.

Вот и вся правда про меня,

Которую никто не полюбит, так как

Кто-то уже умер.

 

Череда

Жизнь без любви череда потерь;

С любовью череда приобретений,

И музы новые в мой новый мир

Приходят, оттеняя сожаленья

По тем, кого уже на свете нет

Или по тем, кто в круге внутреннем

Не задержался.

Я проживаю крах систем,

Чтобы сызнова звездою

Разгораться.

 

Подать ладонь

Каждые отношения начинаются с расставания

С собственным ритмом

С собственным страхом

Собственной защищенностью

И знанием того,

Как всё оно будет.

И тебе приходиться раздеваться на ветру,

После того, как в одежде ты падаешь в реку,

Иногда осеннюю реку,

Чтобы подать кому-то руку.

Ты думаешь так легко?

Ты не думаешь, ты перегибаешься с причала

И подаешь руку,

Потому что тебя волнует,

Чтобы чья-то бренная тушка в водоем не упала,

И вот тогда ты даже не помнишь

Свои страхи, сомнения, обережения.

Ты подаёшь руку и падаешь в лужу, бывает.

 

Но это такой волнительный момент

Видеть навстречу

Ладонь полную доверия,

Что не задумываешься,

А вдруг упадешь.

 

Погладь

Если хочешь погладить

– погладь:

Протяни мысленно руку

И коснись щеки и губ,

И слегка улыбнись снаружи.

Что-то есть ещё помимо

Оболочек

– от одного к другому

Лучик.

 

Музы и Сияние

Моя большая Муза, ты – огромна!

Я никого не знаю, кто бы так боролся

За любовь, никогда не давая покоя.

Говорят “замерзающим не дай уснуть».

Тормошишь, препарируешь, бередя

И процеживая вопросы,

Которые можно сказать,

Давно обсосаны,

Но оказывается – это семена эвкалипта

Их надо чтобы переварило что-то,

И только потом ненужный рыбий хвостик

Оказывается семечкой-костью.

У малой Музы только печаль и страх,

И отчужденность от мира

– я чувствую сродство,

Поскольку тоже это проходила.

Но ты – огромное Северное Сияние

Рядом с несчастным фонариком.

Как ты занимаешь собою небо:

Созвездие большого ума,

Звезда поколения.

 

Узелковое

У каждого есть боль

И есть слова-месседжи,

Фразы-арпеджио

Раскатываются

И нанизываются

На невидимый нотный стан.

 

Уже час, скоро два, переписки.

Муза в норочку ушла, уползла

Оборонилась своим страхом.

Больше за полночь не напишет

Того, сердце чем дышит.

Навязала узлов и в каморку

Очаги нарисованные протыкать,

А ведь пели когда-то что

“вместе весело шагать”.

Но письмо узелковое

Завязало на память стихи.

Даже если не скажем ни слова

Повелители мы стихий.

 

Уровень общности

Мы с ним друзья?

Можно ли

Сказать – мы!

Просто иногда ночью

Говорим

Об одиночестве.

 

Режим Хатико

Одиночество чувствуют те,

Кто имел опыт близости.

Остальные полны немоты

И повизгиваний,

Заглядывания в глаза

Как щеночки,

Которых никто не бросал.

Просто не было никогда хозяина.

Тяжело быть оставленным,

После радостного общего бытия

Снова быть одиноким Я.

 

Прав Аввакум

“Выпросил у Бога светлую Россию Сатана”

Протопоп Аввакум

 

Выпросил у Бога светлую Россию Сатана

Вотчиной бесовских сделал он отродий

Землю и берёзы, горы и поля.

Сатанинским слугам кланяются люди,

В ком из бесовства чуть поболе будет

Заседают в Думе – шакалы и гиены,

Не боятся совести выходцы геенны.

Не боятся Бога и стыда не имут

Двадцатишестизадые гамадрилы-депутаты,

Бафометы, Таммузы, Баалы, Утбурды,

Зла полны ваши свеженькие дворцы.

Даже светлою церковью правят

Фарисеи, сплошные дельцы.

Ложь плывёт миазмами,

Оглушая разумы.

Нет у нас Аввакумов,

Пламенных здесь нет.

Не торчит тот воин

Одинокий, словно в поле перст.

Но персты сжимаются

В горестный кулак

У каждого обманутого

Не раба,

Ветер и слова свободны –

Разносятся пророчества

протопопа.

 

Светить себе

Наверное, будет дождь

Шланг умывает небо:

По его бледному и чистому лицу

Капли привольно потекут

 

Оптовые колготки и бельё,

Что остается женщине за

Сорок, пятьдесят

– с иллюзией хорошего всего

Кокетничая в зеркалах играть.

 

Пойду, куплю: волшебный лифчик

И корсет, ажурные чулки,

Гольфины озорные…

В конце концов носки

Всегда нужны.

Хоть не удобны трусики

Уж кружевные,

Померю комбидресс

– себя не соблазню.

И лихо,

Не купив

Для флирта

Ничего,

За рыжей шевелюрой

К парикмахеру пойду:

Буду светить себе

И солнцу лис

Показывая что

– не зря мы родились,

Что мы блефуем и мышкуем,

И ловим зайцев

солнечных в траве.

Долой хандру,

Когда настало

лето на Земле.

 

Дождливая дача

Наверное, ты отрываешься от сердца,

Моя родимая,

“моя старшая дочь”

И поэтому оно так болит.

Такая тяжёлая ночь

После дождливой дачи.

Разве нам обещали удачи,

Нам обещали чувства

и посвятить жизнь искусству.

Грозы, косые ливни,

А мы доходили

До места,

Даже проехав

Мимо,

Даже промокнув до нитки.

Сутки сушили пожитки

И не болели ничем

– ни хандрой, ни ангиной,

Только ты все боялась,

Что вдруг остынем…

Нет, не остыли, как не погасло солнце.

Просто усталый разум в небо закрыл оконце.

 

Симфония травы

Всю симфонию полудня

Предстоит испытать поэту.

Раскаленный запах асфальта

Не единственный запах лета.

Чтоб напомнить себе о чуде

Убегают в поэты люди.

Свежесрезанную траву

С её запахом слаще озона

Они чувствуют наяву

Проходя мимо сочных газонов.

Лето влажное, лишь начало

И трава изумрудная не подкачала:

Цвет, как будто внутри

Импрессионистких картин

– восклицает поэт,

Созерцая «канадиен грин»

Послеполуденную,

Промытую дождиком,

В косых лучах.

Даже скамейка и бак

Не испортят римейка

Гринуэя.

Он так ландшафты парковые

Снимать умеет.

А я не люблю

Его фильмы.

Но помню четкость,

Цветность

И расстановку фигур

В кадре.

Почему?

Не знаю.

На коричневой скамейки капли

после дождя высыхают.

 

Муза меряет шляпу,

Она довольна,

Она в малахитовом

На фоне зеленого.

Щёлкаю кадры своего

Земного Версаля.

 

А сзади подходит Бог

И тыкает иглою

В сердце:

Вы от любви

Не устали?

Я не устала!

Я честна,

Как эта круглая Луна,

Ка эта вечная весна

С её сиреневыми холодами.

 

Но заболела

И Эрот мне намекает

Укорот и привязь

Буйных чувств

Тебе на пользу же

Пойдут.

Сижу Топтыжкой рыжею

На поводке кордиамина,

А хвостик машет,

Машет сам

Он машет по себе

– сама собой рука

Стихи выводит

И в озере купаются

Огромные шары,

Ветра любви над смятою планетой бродят

И шепчут – ты нужна, пожалуйста, живи.

P.S.: Питер Джон Гринуэй — британский режиссёр и интеллектуал, писатель и художник.

 

Голос планеты

Очень хочет сказать планета

Что-то людям, живущим на ней,

И выращивает поэта

Из отчаянья серых дней,

И печали туманной ночи,

И из редкого

Сизо-розового рассвета.

 

Парафраз Элюара

Моя любовь и отчаянье живы,

Хотя нет у них крыльев

И лица.

Моя Муза чудесно пишет,

Листочки ивы ее глаза,

Или синие искры?

Не понять,

Можно только объединять

В себе

Противоречащие судьбы.

Моя Муза

Серьезна и многолика.

Моя Муза нуждается,

Чтобы дышать, во мне.

Под бетонной плитою мира

Вырастает из Музы – поэт.

 

Прорастает то семечко нежности

Со всей силой вселенской любви.

Можно сколько угодно динамить:

У реальности что-то болит

И выращивает поэтов,

Чтобы высказать всю себя

Ноосфера живой планеты.

Не один ты и не одна

Пишешь, гладкий экран теребя:

Электронные нити соткали

Ваших буковок новый узор

И магнитные бури продолжили

Свой немолкнущий разговор.

 

P.S.: Элюаровское:

Нагота правды

Я хорошо это знаю.

У отчаянья крыльев нет,

И у любви их нет,

Нет лица,

Они молчаливы,

Я не двигаюсь,

Я на них не гляжу,

Не говорю им ни слова,

И все-таки я живой, потому что моя любовь

и отчаянье живы.

P.P.S.: для тех кто не в курсе: Поль Элюар – великий французский поэт.

 

Все негладко

Ты улыбаешься гладко

И лучезарно.

Немного встревожен

И сам написал

Внезапно.

 

Потом свёл

Все вопросы

К хорошему и серьезному:

Возьмем ли мы на работу

Того, кого хотелось бы?

Возможно…

Возможно – я отвечаю,

Что буду прилагать усилия.

Но у кого-то мозги всмятку,

Бесполезно логически доказывать,

Бесполезно эмоционально орать,

Потому что большой начальник

Не желает реальности знать.

 

Поговорим

Поговорим об одиночестве:

У меня есть вино и плед.

Поговорим об одиночестве

Тет-а-тет.

 

Боль-ключ к закрытому сердцу

Я лежу – мне больно,

Холодно и жарко,

Я немею: слева

Рука и нога не чувствуют,

Как шевелят.

Вспоминаю Амосова-академика

– вот дошла пешком до инфаркта,

Доползаю до листа и ручки.

Моя Муза написала,

А мне не лучше.

Заходила в гости

Девушка с Луны,

Принесла мне сок гранатовый,

Запивали им пепел её любви,

Почему же сердце

У меня болит,

Прихватывает.

P.S.: в башкирской сказке на Луне живет Зухра.

 

Маленькая Муза

Моя маленькая Муза

Говорит – что

Не хочет отношений

И не знает любви.

Моя маленькая Муза

Рвёт и мечется,

Она просто не знает

Что их и нет:

Что поэзия

– это не лечится!

 

Ночное каноэ

Человек, который в тебе

Пишет стихи,

По ночам

Ищет

Конец строки

На другой половине меня

– держит

вместо руки

слова.

Держит

Вместо моей руки

В ночь мерцающие светляки

Чувств невнятных

Вплавляемых в строки:

одиночество, одинок, одиноки,

один в каноэ…

Это наше с тобой ночное

И каноэ-стихи

Скользят

По вселенской реке

Друг от друга,

И друг к другу

– вперед и назад.

 

Горячее и холодное

Где-то кто-то очень хочет

руку положить

на горячий лоб,

где-то кто-то

лоб холодный трет

об оконное стекло,

отправляя в ливень

свои мысли злые.

 

Придает вкус всему

Да, соль и горечь моих слез

остались лишь со мной,

но оленята где-то бродят

и ищут эту соль.

 

Абсолютность существования

Если в горах распустился цветок,

он не перестанет быть

прекрасным цветком,

даже если

ни один турист

его не заметит.

 

Желание редкостного

Расцвела сирень:

Будь она вся пятилепестковой,

Мы б искали шестилепестковый цветок?

 

О пустоте холодильника

В отличие от фейсбука

Даже пустой холодильник

Набирает за сутки

Десяток просмотров.

 

Каждый надеется, что

Кто-то положит

Туда еду…

А вдруг!

 

Металюбовь

Мой метафизический герой

Моего метафоричного романа

Почему ты причиняешь боль,

Если всё лишь плод самообмана?

 

Хуцпа

Хуцпа – смесь наглости и наивности:

Не стесняйся отстаивать своё мнение,

И да будешь услышан, обслужен лучше,

Потому что еврейский рынок

– это способ для выражения

Своего поиска и предложения.

 

Кинцуги

Кинцуги – искусство заполнять золотом трещины,

Не выбрасывать разбитые вещи,

Любоваться надломами, сколами

– за каждым из них история.

 

Великан и крысокарлики

Золото из глубины

Манит безумных крыс.

Чёрное золото нашей страны

Полчища крыс собрало у трубы,

Наши пожрали они угодья

– проданы все леса.

То, что не продано, так разворовано

И сожжено,

Как под Иркутском тайга.

Плачет от бремени

Адского полчища крысосенаторов

До невозможности глупая, доверчивая

Как сказочный великан, страна.

Спрятав в кулак творог,

Выжали воду из камня

– пообещали свободу

И расстреляли парламент

Хитренькие крысокарлики.

Крошки Цахес у власти,

Но гребешок волшебный не выпадет

Сам случайно из шевелюры,

Уже по повадкам видно,

Кто крысы,

А кто люди.

 

Проблема: отсутствие идеального в современном искусстве

Нет Гэндальфа и Арагорна

В высшем совете страны,

И это давно знакомо,

Но нет даже Гека с Томом.

 

Впрочем, их там никогда не бывало,

Но все-таки нам рисовали

Некие идеалы,

Справедливого государя,

Справедливое государство,

Только блаженные

Приидут в божие царство.

 

Теперь нам показывают на экране

Реально гнилое нутро,

И даже прискорбное дело не в том,

Что так настоящее происходит,

А то, что уже не осталось творцов

Идеального мира, художников

Ищущих свет,

Несущих его в себе.

 

Вот это проблема современной напасти

– искусство уже не дарует счастья.

А то, что правитель убог и ворует

Вся мерзкая челядь его, – да, волнует!

 

А было ль иначе когда?

Нероны, Калигулы, Борджиа всякие…

 

Но свет был фламандца

В полотнах “ночного дозора”,

Который свою охраняет страну!

 

Молитва скорбного дня

«НА КАЖДУЮ БОЛЬНИЦУ ПО ТРИ ХРАМА»(крик статистики)

Никто не лечит эту больную страну:

Они приготовились зашаманить

Её чудесами – сорок пальцев

Святой Матроны уже разосланы как патроны.

А мы собираем с миру по нитке

На лечение больных детей

В Германии и Израиле,

Неверующие фомы

И верующие самаритяне.

 

Мы просто хотим жить

В этом мире,

А не отходить

В мир иной

Под дым паникадил

Продажных отцов и сенаторов.

В кадилах горят наши деньги

И будущее целой, раздробленной,

Глупой и суеверной,

Но очень единственной

Родной нации.

У нас, обывателей и мещан,

Нет замков в Майами и Франции,

И мы не летаем рожать в Америку граждан Америки,

Хотя это для нас закрывают районные роддома.

Мы просто живем у себя и ждем исхода

Всех колонизаторов-депутатов.

 

Где же, где тот Моисей-крысолов,

Что выведет их из нашей неоскудевающей житницы,

Чтоб дали нам немного пожить то.

 

Освободи, Господи, от этих зажравшихся крыс,

Наши сады и пажити. Освободи.

Молю тебя – об этом буквально кричит мой стих.

Сохрани наши души!

А для них исполни

Желание Мидаса

– пусть все превращается в золото

– ни крошки хлеба, ни капли воды,

Чтоб им окаянным не проглотить.

Пусть едят деньги,

Целуют деньги,

Охраняют, размножают,

Рожают деньги.

Разговаривают с деньгами.

Пусть ни одного живого человека,

Подавшего им руки, не будет.

Оставь Господи хлеб и любовь

Бедным и настоящим людям!

 

День пионерии

Религиозно-нравственное воспитание.

Доверчивость – девичий фатум,

Печаль – это взрослых стигмата.

Страна позабыла про день пионерии,

Про детство свое и юность.

А раньше еще позабыла про день

Комсомола и утро грядущей эры.

Марш! Марш! Пионэры!

Останется светлая память

По странному ритуалу

Выноса красного знамени

Под барабаны

(А на горне никто не умел

Играть в нашей школе)

Я смотрю, как любая организация

Обрушивает самое себя,

Репортажи из сквера:

На каждую больницу по три храма

И день РПЦ канет.

Но это не коснется Христа:

Детство и веру забыть нельзя!

 

Японец в Уфе

Японец просидел

Весь день

На кочке в трансе

– созерцая пространство

Уфимской простоты

(что хуже воровства

Разрушила мой город).

 

Есть мелкие красоты здесь

И надо чтоб совпали день,

И место, настроенье и погода.

 

И путешествовать до Фудзи нам не нужно?

А если никогда не совпадёт?

Откуда мы узнаем,

Что бывает дзен

На данной местности?

 

Чтоб вычислить нужную кочку,

Нужно иметь не только

Развитый

Эстетически глазомер.

Нужно себе разрешить

Этически смерть

Путём самурая.

 

А пока идем политическим

Путем депутатов,

Которые все уже граждане

Неродных пенатов,

И теряем, теряем благодать,

Благородство, себя и свой мир:

Город, где ты родился,

Город, что ты любил.

Может быть, этот город и в руинах будет

Прекрасен, как Помпеи или Детройт.

Только будет уже не мой.

Если стану тем восхищаться

Это будет уже не мной,

А экзотикой, иностранцем,

Что случайно и мимо странствует.

Отряхну прах уфимских дорог Агасфером

И уйду в синеву путешествий-скитаний.

Восхищусь неизведанным ранее.

 

Трансформация цветка

Серебристыми лунами

Стали нынче

Вчерашние

Солнышки

– одуванчики.

 

Чудо-жемчуг в старых дворах

Скоро любимые ландыши засеребрятся жемчугом

Среди густого ковра изумрудного,

Что застелил дворы старых домов как чудо.

 

Реально выгодный курс обмена

Молодость весит

– один поцелуй.

Молодость – взгляд

В ответ

На зеркало

Разбитых лет.

Ты не смотрись

В эти битые ломкие

Прошлого обломки.

Просто в глазах голубых

Отражается небо,

Вот и смотри в него,

Становись незабудкой

На склоне утомленного городом леса.

Светом солнечным укрывайся,

Сбрасывай вес, распрямляйся.

Старости груз меняй

На пение соловья.

 

Сиреневые хохлатки

Можно ты не умрёшь?

Тихо спрашивает Лелу.

– Можно. Я не умру:

Я останусь в весеннем дне

Философски лежать на бревне,

На трухлявом стволе

Древесного анта

Уставшего

Подпирать небеса.

 

Я лежу,

Устремляя глаза

В бесконечное небо

И от этого

Они голубые.

 

В этом мире, на этой земле

Расцветают сиреневые хохлатки

И никто их названье не скажет тебе,

Только я,

И поэтому я не могу умереть!

 

Сотни тонн информации держат ту твердь,

тот незыблемый кладезь

Из фактов и слов,

Чем является мой серый-серый

извилистый мозг.

P.S.: Ант – в других более современных переводах «Властелина колец» пишется как энт. Энтам родственны хуорны, которых Толкин описывает как деревья, ставшие одушевлёнными.

 

Паровозик из Ромашково – не опоздайте на весну

Есть день,

Когда возможно было

Не опоздать

На раннюю весну:

Мы белый снег нашли на склоне

И исходили поперек гору.

Я видела ручей текущий

Талый по глине рыжей,

Запоздалый.

И бежала

Сопротивляясь

Всем стремленьям

Упасть

На веточек

Сухих плетенья.

Я видела скворечники

Всех горнолыжек,

Покинутых до следующей зимы.

Пила какао

Из сердечных кружек,

Несла на блюдцах,

Увернувшись

От детворы,

Сигающей на самокатах

По веранде замка,

Что покорили восхожденьем мы.

Мы были, мы успели,

Паровозик из Ромашково,

Попасть, не опоздать

На день весны.

Поэтому не опоздаем

На жизнь, на лето,

На Любовь.

 

О современном литературоведении

Мне

Незнакомый лично

Литератор

Бан

Обещает за репост

Литературоведческой пошлятины.

Я умиляюсь чистоте его

– ещё ведь я не запостила

Цитату критикессы-истерички-феминистки

“Когда уже забудут все литературу

Девятнадцатого века с её фаллоцентричностью”

 

О, каковы

Новые веяния.

А как же

“мадам Бовари

– это я”.

P.S.: “мадам Бовари – это я” сказал Гюстав Флобер, французский прозаик-реалист, мужчина.

Мнится грядущее

Великолепное грядущее

Нам мнится в молодых,

Хотя его быть может

В будущем не будет.

А будут, как и мы,

Грызнёй и завистью

Затравленные люди,

Которые упорно

Фотошопят морду,

Чтоб лайки получать

От незнакомых.

 

2 мая

На день весны второго мая

Мы умудрились, мы не опоздали.

 

Моя маленькая мечта:

Лежать на бревне

в лесу и смотреть в небо,

положив голову тебе на колени.

Она равна всем стихам и фильмам

По невозможности достичь её

Одним усилием.

Тысячи факторов совпали в пазл,

И нерадивый мастер твой ноутбук сломал

И я не знала, что не работала касса в “Нуре”.

 

Много эксклюзивного всего,

Типо – приезда пермского театра

В наш город

И восхищения МакДонахом

Егора.

 

Рецепт популярности Тигры

Будь хорошей кискою

И тебя затискают…

 

Лайковорот

Интернет-зависимость признак бедных людей.

Они бедные никуда не ходят,

Кроме как в чужие посты?

Они бедные ничего не купят,

Только лайкнут, репостнут.

 

Но те, кто ходят и покупают

– зачем постят

Морду на фоне античных колонн?

Чтобы наполучать от бедных

Лайков на миллион.

 

Такой цикл лайковорота и бедности.

То есть если ты бедный

– ты ставишь лайки,

если богатый – тебе.

 

Если богатый на выдумку

– лайк заработай везде.

Кто-то в бикини и топлесс

Блог ведет о еде.

 

Отваривание спагетти

В одних стрингах

Набрало семь миллионов

Просмотров на стриме.

 

Удивительная беспринципность зрителя:

Они, что, как варят спагетти, не видели?

 

Хотя хороша плутовка

И этот дуршлаг

Так держит ловко:

Ни разу не капнула

На телеса,

Везде эпиляция,

Не волоса.

Народ залипает над

Бронзовой кожей малявки,

А за окном – снега,

Шторма, бродячие люди,

Собаки и кошки, свалки,

В них роются и погибают

Живые. Не замечали?

А тут светлый блик

– отваривание спагетти

Парадным блюдом дня

– любуйся, глянь.

Под эдаким соусом бешамель

Твоя порция будней

Стала вкусней?

 

Время забвения

Интересное время забвения:

Когда ненависть

Переродилась в презрение.

 

Умирают монстры девяностых:

Кругом об этом репосты.

Не помню о них нехорошего,

Ни плохого – ни строчки

Из текстов, ни слова

Дрянного.

Нет анекдотов и баек,

А были люди

Не дюжие – пишут,

Что журналисты ведущие.

 

Уходит молодежь в аниме “Наруто”,

Ей нипочем юбилей Пугачёвой.

Никто не смотрит первый канал

Кроме поколения обреченных

Помнить СССР, перестройку,

Меченого и развал,

Катастройку и алкаша,

Дирижирующего страной,

Челночниц с клетчатыми баулами,

Как мы тогда хлебнули

Жизнь, что кувалдою била сполна.

Без мобильных и интернета

Ездили куда-то, добывали где-то,

Чтобы прокормить мужиков и деток.

Добывали товар – Польша, Турция и Китай.

 

Сейчас всё это предлагается

Торговыми комплексами,

Застрелившими всех предпринимателей.

Сначала для народа не стало

Промышленности,

Затем бизнеса.

Ждем следующую

Акулу кризиса.

Пожрет первым что

– медицину, образование?

 

Мы уже проиграли заранее,

Не поднимемся на руинах духа.

 

Только те, кто идут за нами,

С аниме знанием

Дети рассвета,

Для них миллионники-блогеры

Известней Доренко.

Только жизнь для них неизвестна:

Поражений они не знают,

И пусть с новыми песнями

Строят мир и удивляют.

Удивляются нам или не замечают.

 

Атомарные звезды социальных сетей

(Не плачь Маша Вэй) обрушений идей

На хребте своём не ощущают.

P.S.: Главный редактор радиостанции «Говорит Москва» Сергей Доренко умер после ДТП в Москве 9мая 2019 года.

YouTube включил Машу Вэй в свой список самых влиятельных девушек-блогеров в России  –  4,4 млн подписчиков у ее канала.

 

Емеля мелет

Небо над Россией

В ноябре не полегчает,

Сколько не закапывай

Валокордина,

Сколько не отчаивай

Коньяк с рябиной.

Только рыбакам ждать

Первый лед и идти

За щукой за волшебной

Каждый год.

 

Пасхальное

Кагору принял,

разговелся куличиком

и мурлычем

с довольным личиком.

 

Крым

Навязчивый слоган турфирм

“Как мы любили раньше Крым”.

 

Я не любила раньше Крым.

Я никогда в нём не бывала,

В советском детстве золотом

Я книги про Артек читала,

Потом Волошин был и Грин,

Херсон в учебнике античный,

И Ялта с Рузвельтом мелькала…

Ещё там Чехов умирал,

Он ничего рекламного

Про Крым не написал.

 

Пусть спекулируют

Турфирмы ностальгией,

Ко мне совсем неприменимой.

 

Любила раньше я свою деревню,

И белые скалы, уходящие в воду,

И небо на такой чистой Черной реке.

Детство мое на склоне темно-еловом

и в земляничном березняке.

P.S.: Караидель – Черная река – башкирское название реки Уфы

Именно там я провела детство, на Черной реке, а не на Черном море.

 

Сурбаны-иероглифы

Осталась в крови часть души:

Выходит мыслью,

Письменами, песней.

Скандинавские боги

И венгерские звуки

В сурбанах чуваш онемели,

Затерялись-остались

В окружении тюрков

Непонятным узором,

Оберегом на тканых

И шитых полотнах,

Знаком тайны мороча,

Китайскою грамотой

Непрочтенные коды.

К далеким и давним

Путям-берегам

Мы отчаливаем с наследием

Не растерянным,

Не опознанным за века,

Не применимым пока.

P.S.: Сурбан – женский вышитый головной убор-повязка. С давних времен, глядя на разнообразные вышивки сурбана, тамга-знаки и орнаменты, люди удивлялись тому, что каждый из них имел свои названия и как бы этими названиями обхватывал весь мир. Одни вышивки обозначали любовную тему, другие – тему изобилия домашнего скота, третьи – выход охотника на промысел.Зная названия разных вышивок, люди могли читать сурбаны, как настоящее письмо. Это и натолкнуло ученых на мысль: не здесь ли кроется тайна древней письменности чувашей?.. Мысль эта оказалась верной. Оказывается, тамга-знаки и орнаменты – остатки древней письменности народа. Вот почему чуваши очень оберегали их. Сурбан в виде полотенца из тонкого холста, с двухсторонним красным узором. Сурбан закрывал шею, концы сурбана укладывались по спине двумя параллельными полосами.

 

Налогец на колодец

Валежник разрешили собирать,

И воду дождевую, чо уж, разрешат…

А недра то народу

Написано принадлежат

По Конституции какого года?

Наверно, надобно давно ее переписать

И неудобные вопросы

Никто не сможет задавать.

 

Третья годовщина Р.Ф.

Мы были такими…

Теперь ты как небыль,

Уже растворился в лазурном эфире,

А мы продолжаем носить наши шляпки,

Бродить по трамваям, поэзы читать…

 

День прозрения (уфимские поэты)

День прозрения,

Когда уходишь

На дожитие:

Планы позаботиться о близких:

Близкие по крови

И по духу,

А по слову,

А по делу?

Тени, тех кого люблю

– поэтов лет былых

Уфимскою аллеей

Предо мной проходят чередой.

 

Знаю молодость иллюзий

Вся исчерпана.

Взрослой реалисткой компромиссной

Позаботиться о них,

Об ушедших – в моей памяти

Ещё живых.

Снять литературные портреты,

Чтобы передать ту эстафету:

Ведь не может быть

Напрасна жизнь поэта,

Состоящая из нереальной сложности

И простоты

– из умения творить

И неуменья жить!

 

Топ-блогерам

Государи сети

Все бессмысленно

Всё рядятся:

Кто-то тырит посты,

Кто-то ставит чужую пьесу,

Кто так сильно кому интересен?

Не ходите в этот лес

– не носите из леса

– не валежник, чужие мысли,

А товар!

Только цены не обозначены,

Рвут карман…

А на ярмарке-то тщеславия

Все хороши, выставляют товар без цены,

Коли пишете для души:

Подзамочно пишите

И тогда

Миллионником вам не быть,

Не взыщите.

И статьи, и стихи, и пьесы

В дальний ящик-кружок

По интересам заприте.

И не спрашивайте: сколько стоите?

Наслаждайтесь мифическою ценой

Что назначили себе самой.

Сколько стоите: как настоящий,

Популярный, тщеславный блогер

Без репостов и копирайтов, не узнаете?

Не пойму, отчего так отчаянно горько

Вы порой завываете.

Зачем греть себе сочувствием сетевую душу,

Вы её же раздали за лайки всем снаружи.

Пишите биографии олигархам за деньги,

Им это зачем-то нужно.

Но вот беда – без раскрутки

Вас никто не наймет.

И поэтому уже тысячный пост

Беззамочный в ТОП.

 

Лёд весны

Я миновала тонкий,

Хрупкий лёд

Когда вдруг с головой

В любовь.

Теперь все чувства берегу во льду.

Иду по разуму

Или в депрессии иду.

Лед сыпется в бокал моих бесед,

Хрустит по связи телефонной.

Ты шлешь неугомонный

Бред:

Как плохо быть

Весною невлюблённой.

 

Нить

Отрезая заманчивый вкус

Обещания,

Я себе не оставила

Сожалений.

Только нечем мне заменить

Ту одежду, где нить

Из стремлений.

Все рассыпалось на куски:

Диалоги и сны, и встречи.

Все бессмысленно,

Клей тоски

Неносимыми делает

Эти беззащитные,

И бесцельные лоскуты

Страданий.

А всего-то исчезла нить,

Всё сшивающих,

Жарких мечтаний.

 

Две розы (сон с Р.Ф.)

Грязь на дороге,

Две розы

(роняют лепестки):

Белые – снег

Алые – кровь,

Падают оземь

Печаль и любовь.

Покойники снятся

К плохой погоде.

Я помню, я знаю:

Купила две розы.

Растает снег весенний,

Замерзнет дождь

Осенний,

Я буду идти

По Вселенной

Лишенная света,

Со шрамом (романом).

Я буду идти к тебе

В непостижимую вечность.

Ещё на Земле пройти

Несколько десятилетий,

Мне без тебя как?

Магнитная карта в голове голубя:

Я стремлюсь в своей тоске

К непостижимому краю,

В котором тебя я знаю,

В котором тебя я помню,

В котором тебя касаюсь

В своих удивительных снах,

Где я преподаватель вокала,

Где я учитель того, чего не умею в жизни,

Где я все постигла,

Где я с тобой не рассталась.

 

О российских – процессе и климате

«Представьте себе природную среду, где человек без специальных защитных приспособлений неизбежно погибает через несколько десятков минут. Это не жерло вулкана, это наша страна зимой.» А.П. Паршев

 

Ты написал, что миллионы людей в России согласились – мы добро!

И отказались от всемирного европейского гуманного процесса.

 

А я вот знаю сотню, около того, френдов, что ноют:

Мол, народ быдлячее быдло!

Мол, жить в России западло!

И остаются тут,

В Европы не бегут.

 

И скорбных, и суровых

Худого про Россию не сказавших слова,

Собравших молча сидор свой,

Жену, детей и за бугор.

 

Мораль проста – не тратьте силы,

Коль уж пенаты вам не милы,

Копите крохи и свершите

Рывок в то кругосветное турне,

Где будете чужие на чужой земле.

Зуд нестерпимый на душе,

Наверно крылья режутся уже.

 

Страна, в который голый человек

И выжить попросту не сможет

– оставь его зимою без жилья и без одежи.

 

Страна, географически в которой жить не должно.

В которой каждый день расписан на год,

Рассея заготавливает впрок – дрова и хлеб

Заранее для встречи с хладом.

И здесь веками европейским не жили укладом,

Когда зима лишь изредка доходит до нуля.

Жить европейски здесь прожект гуманитария,

Не технаря.

 

Росинки винные

Блестят росинки винные

На губах красавиц:

Ни вино, ни губы

Без привкуса печали

Несовершенны.

 

Вне и без тебя

Думаю о тебе,

Закрываю глаза,

Кладу свою воображаемую

Голову

На твои воображаемые колени.

Мне так становится приятно

От этих теплых ощущений.

Придумать, вне и без тебя,

Тебя не смогло бы ничьё

Потрясающее воображение.

 

Жду

Люди ждут автобуса,

А я жду весну,

А ещё жду голоса,

Которому звоню.

 

Смутное и чарующее

Я боюсь?

Или хотела бы подсесть

На твой ласковый голос?

Никак не определюсь

В своей смутной улыбке,

После того, как прощаюсь

И кладу трубку:

У тебя чарующее “до встречи”.

 

Под что заточены современные стереотипы?

Заточка современных типов – стерео,

Моно уже не катит.

Заточим современное

Своевременно!

Штампы, клише, пломбиры,

Печати, клавиры.

Поставим клейма,

Заклепаем на себе кандалы.

И встанем в белом пальто

На крышу – я царь горы!

 

Не терпит, не прощает

Бойцам на ринге

Каково держать удар?

Ни зрителям, ни рефери

Такого не отведать,

Но ни букмекеры конторские

Нас вывели на бой.

Моя любовь послала вызов

Моя любовь

Не терпит оскорблений

Моя любовь не терпит

Оскорблений, пусть даже

Мимолетных, походя.

Я не прощаю пошляков,

Что пачкают всех без смущенья,

Смакуя тухлое словцо, – своим умом

Смердящим, языком живым.

В вас не было ни уваженья,

Ни любви ни к одному

Хотя бы из поэтов,

Иначе б уважали вы

Чужие чувства, Света.

 

Конфликт

Писателю желательно

Обладать развитым

Воображением,

Потому как чувство

Юмора автора

Может катастрофически

Не совпасть с мнением

Персонажей.

 

Глубоководное

Тетрадному листу

Про

Одиночество как глубину:

Я иногда оттуда вынырну,

Но как глубоководная задумчивая рыба,

Что на поверхности проводит миги,

Лишь солнце и волна в лицо,

Вдруг цепенеет и идет на дно.

Я в одиночестве не слепну и не глохну,

Скольжу и развиваюсь как эпоха,

Но давит, давит в уши стук

Мне собственного сердца в тишине.

 

Каково быть “Кекова”

Каково быть Кекова?

Есть такое странное поэтово

То ли чувство, то ли ощущение.

Ты заходишь в помещение:

Шепчут все

Что здесь, здесь, здесь

Вот, вот, вот, сегодня есть…

И сидит она! Которая из них?

Мне неизвестна ни по имени,

Ни по внешности.

Только слово-ликование прошелестело

И упало уважением в толпу.

Я однажды Кекову видала,

Знаменитую, наверно, ту.

Как зовут её? Вера, Света?

Я нарочно не выясняла,

Я хотела в себе сохранить

Это слово “Кекова”

И, конечно, Поэтика

Ей подходит для имени

Лучше Верушки или Светика.

А стихи до сих пор не знаю

Их никто не цитировал мне

Случайно.

Только слово застряло,

Зависло,

В нем единственном

Магия, тайна.

 

Мне хватает поэтов хороших:

Строки их золотым, безымянным жаром

Мой редакторский день пронизывают,

Только им не случилось фамилии,

Только с ними случилась стихия,

Она их одолела и поглотила.

 

Шепоток в аудитории,

Строй из дам, седых фрейлин:

Посетила сама, изволила.

Все вздохнули, когда ушла,

И никто не процитировал

Чем велика, славна,

Кроме слова “ну, это ж сама”!

 

P.S.: Так понимаю, что в поколении, лет на 10-15 старше меня, Кекова и Павлова были так же знамениты в определенных кругах, как Полозкова и Ах Астахова сейчас. Теперь, когда стих написан, я могу себе позволить ее почитать. До этого мне хотелось сохранить то ощущение, то удивление, и как-то незамутненно его перелить в какую-то форму. Наконец-то случился стих, не эссе, не статья…

 

Кельтский узел

Мой кельтский узел:

Внутренний огонь,

Когда талант дотла

Сжигает жизнь,

Тогда и кажется

Без творчества

Не стоит жить.

Но жить, конечно,

Стоит ради

Печенек вкусных,

Шоколадок,

Постели теплой

И родных…

Но разве это

моя жизнь?

 

Грустный «блюз»

Сердце болит.

Истощено.

Витаминов ему не дано.

Не хватает витамина “Лю”

Надорвался до шепота

мой грустный “блю…”

 

Совпавшие дни и дороги

прошу, молю ты мне не верь:

“плоха я”

о чём ты думаешь теперь

– не знаю.

напрасными бывают дни,

дороги

– неясны, сумрачны они

и боги.

опять нанизывая стих,

как бусы,

сказав невнятное прости

вернусь я.

вернусь чужой, незваной

в град нелепый,

где в эту зиму говорят

о лете,

где тают поздние огни,

как льдинки,

спасти себя и извинить

других

за несовпавшие тропинки.