Галарина

Улитки

Мысли – мой дот,

Мой яд, мой антидот

Мой бруствер и распятие,

Отрицание и принятие:

Сражение с энтропией,

Крадущей и сушащей душу,

С каждой потерей любимых,

Меньше суюсь наружу,

Сижу себе как улитка

В домике, что на мне,

И вдруг вижу дружеский

Глаз твой на стебельке.

Ты тоже живешь на фронтире,

Воюя за мир и любовь во всем мире.

 

Не то, не так

Мне так много рассказывали

О том, кем я не могу быть,

О путях, по которым нельзя идти.

Все время показывали только то, что не то,

Только то, что не так.

 

Я, полная сил и неясных мечтаний,

Стояла 1000 дней в тупике своей юности.

 

Ибо никто не рассказал,

Что я могу все!

Что я могу начать что

Угодно и бросить,

И снова начать, и

Вернуться к исходной

Ноте!

 

И так началось

Хожденье по кругу. Оно

Превратилось в спираль,

Ведущую к центру ада:

Я стала для себя лишней.

 

Я не выбирала для себя путей

Ни прямых, ни окольных,

Не строила мостов,

Жила без цели.

Жила без цели

– просто прыгала в реку

И меня уносило течением,

Я даже не знала куда.

Куда впадает эта река отчаяния

– в текущее море забвения,

Океан отсутствия жажды быть.

 

Быть кем-то, искать

Дорогу, строить ступени

– никто из взрослых

Не рассказывает подросткам

Как любить и себя, и другого

И менять

Этот мир любовью.

 

Все говорят: «По ночам

Не шляйся, принесешь

В подоле, не пей, не кури,

Фигней не занимайся».

 

цикл стихотворений

 

Концерту 25 августа 2016 года и квартету Рустэма Сулейманова, скрипачу Ильшату Муслимову и пианистке Юли Абросимовой посвящается.

 

Вивальди

И пели скрипки на закате

И сердце пело

В такт Вивальди.

И хотело лето

Остаться спелым яблоком,

Мелодией, звучанием, сонетом

Любовью, жизнью вечной,

Незабвенным светом

В душе людей,

В стихах поэта.

 

Пиццикато

И пиццикато скрипок

Излиянием в закат,

Пьяццолой с Бахом

Августейших,

Звук цикад.

Мы возвращаемся в Сорренто

На площади

ТЦ Башкортостан.

И сладость лета

В последних теплых вечерах.

И Аргентина, Аргентина

Страна расплавленного серебра.

И пианистка строгим ликом

Вливает звук

Прохладного зеленого мохито,

Касаясь звонких клавиш глубины.

И зачарованы

Младенцы и собаки.

И жаль, что мы не влюблены,

Доступна нежность тающего льда,

Приятны запотевшего бокала грани.

Сфумато тянется ласкающе

За нами

И хочется продлить движение руки

Тебе навстречу – неведомое счастье

Скрипача играющего для заката

И для лета.

 

Гардель

Вновь лето,

Вновь закат

И танго.

Вновь танго,

Август,

И скрипач.

Извечное цветение,

Извечный аромат:

«Магнолии над морем»

И табак

Душистый белый

Распускается

Ночной волной

Над изнуренною Уфой.

И хочется, ликуя, охапкой свежих

Лепестков душистых

Любимым сыпать

Поцелуи.

 

В ожидании полуночного бриза

Щемит скулеж струны

Высокой

И воздух

Зависает

Безветрием.

Звенящей духотой

В висках

Изнемогает в ожиданье ночи.

Как поцелуя штиль

Ждет полуночный бриз.

Мы вместе скрипка

Не устанем

Ни жить, ни тосковать

По городу Буэнос-Айрес.

 

Чайковский

Шум окружающих лишь фон для тишины,

В отсутствии прекрасной музыки мы так страшны:

В своих стремленьях обезьяньих

И от любви мы получаем

Не прощенье, а страданье.

Любовь не гамбургер,

Чтоб тело насыщать.

Любить надо уметь,

А мы умеем лишь желать.

Чайковского жестокая капель

Из сердца вырванное па-де-де

Нам говорит

Что не готовы

Мы гениальности

Одеть оковы.

Есть у духовного труда

Те миллиарды огранений

– себе самими

Наносимыми ранений.

И плачет выкованный

Молоточком фортепьяно

Мне голос серебра

Что жизнь прекрасна,

Как трава проста.

Проста трава, что в сотни раз

Сложнее бриллианта,

Лишь потому, что каждый день

Растет, ест солнце

И росинки пьет.

Непостижимый механизм таланта,

Расчерчен и размерен ход труда…

Но взгляд, но вздох влюбленных

Не проверишь на прочность

– будет счастье или мука.

И скрипачу дано,

Как шарф на руки

Озябшие

Сложить дыхание мольбы, молитвы

В ожиданье края

Тоски,

Когда хочу чего не знаю

Любовь мне отвечает:

«Буду! Еще с тобою

Музыкой побуду».

∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞∞

Вода снов

Энтропия пустынь

Не может украсть воду

Из горной реки

– истоки мои высоки:

Снежных вершин лбы,

Морщась, питают сны.

Сны о любви и лете,

Хватит и слов и воды

На дорогой планете,

Будут, как ливни окатывать

Нежность, что в пальцах твоих

Невесомых,

Я снова внутри твоих рук,

Чувствую себя дома.

 

Грея холодные пальчики

В моих раскалённых руках

Твои холодные,

Ледяные, как страх.

“Ты разобьёшь мне сердце”

– ты повторяешь

Избитое скерцо

Уже в который раз

Вновь застревает иглой

В пластинке песни былой.

Но я иная,

Другие я песни слагаю.

Песни металла

Я расплавляю,

Кую, закаляю

Мечи и орала

Для поля и битвы,

Стекло и молитвы

Не разбиваю.

Я перестала

С опытом, бить

Безучастным молотом

Подросткового эгоцентризма.

Я тектоническая плита

по массе моей харизмы,

Внутри у меня вулкан,

Суровый, а не капризный.

И закипает магма в земной коре,

Чтоб разбудить спящего в темной норе.

Чуткий мой зверь,

ласковый и горячий

Греет твои пальцы.

Разве могло быть иначе?

 

Перышко

Любовь, невесомое перышко,

В эти дождливые дни,

Пока не намокло,

Пока есть солнышко,

От уст моих легким

Дыханьем лети.

 

Живая вода

Промозглая слякоть

Ранней весны.

Ни обнять, ни заплакать.

Всё это было до

Нашей любви.

Наверное, мы были

Другими людьми.

Наверное, были…

Наверное, любили

других…

Теперь это кажется

миф.

Только рассвет

прерывает танец,

Только живём

Касаясь,

Только дымок

Не тает,

а оседает горечью

Сигарет

На поцелуях.

Тихо схожу с ума:

Целуюсь

Толи со снами,

Толи с дурманом.

Я оживаю,

Я выпиваю тебя.

Чудо любви без изъяна

Вечно живая вода.

Все родники,

Как рана,

Без них не живет Земля.

 

Холсты

Мир полон пустых холстов,

Сон полон нежности и стихов,

А ежедневник пуст…

Нет для других моих чувств.

 

 

Признание по-японски

Хочется тебя оберечь…

Но меня, рвущуюся

Ветрам навстречу,

Никто не берег:

Углы не сглаживал

Ни острые, ни тупые.

Я билась и падала.

И все жива доныне.

Никто не стерег,

не привязывал,

Высоким забором

не огораживал,

Никаких слов заботы

Никакого бутерброда…

Делаю что могу:

Смотрю с тобой на луну.

Луна сегодня прекрасна!

Прекрасна, да?

Я не хочу за тебя умереть.

А жить для тебя это как?

Хотела бы манную кашу

Варить тебе по утрам…

 

Дождь любви в пустыне

Никто, ни Бог, ни судьба,

Никто мне не обещал тебя.

Ничто, ни самомнение, ни знамение,

Ничто мне не обещало…

Но зацвела зимой

После пустыни черного горя,

Где горьких слез было море,

Потом оно высохло,

Стало корой-низиной

Растрескавшейся пустыней

– Аральский такой пейзаж,

Ржавые корабли и дюны.

И вдруг дождь любви

Прекрасной и юной.

И листопада нет,

Только цветущий снег

Ландышей первомайских,

Как колокольцев смех.

Взгляд, что лукавей всех.

Как это все объять мне

– я ведь черепаха Тортилла,

На панцире у которой

Слоны и полмира.

 

 

Дирижабль

В юности восхищение

Заполняет, как гелий,

И чуть что – полетели!

Оторвались!

Рвали реальности нить.

Воздушный шарик

Нельзя уронить,

В небе ему жить.

Что же тогда надо,

Чтобы поднять дирижабль?

Огромнейший цеппелин

Оторвать от земли,

Сколько еще отмотать

Возраста-троса,

Чтобы все стало просто.

В небе парим безоблачно

Оба без оболочки.

 

Снять скафандр

Раньше было главное в любви

Не поверить, что ты любим.

Раньше было, главное, жить в скафандре,

Не верить другой Вселенной,

Не верить в наличие атмосферы.

Не так разобьешься, если что.

Не так сильно болит потом.

 

Главное было соло-любовь:

Найти равновесие с самой собой.

 

Теперь – главное поверить

На секунду, на миг

Что меня могут,

Просто могут любить!

 

Смотреть не дыша,

Гладить медленно не спеша,

Проходя рядом,

Провожать таким взглядом:

Подгибаются ноги

И отказывает разум,

Но поверила и приняла

Это все не сразу.

 

Лунный заяц

«лунный заяц пьёт и пьёт»

С какого Марса,

С какого дуба,

С какой Луны

Падают на меня

Нефритовые

Зайцы

С яшмовыми глазами.

 

Невинные, девственные,

Нецелованные,

Где они жили,

В каком веке,

Поэтические

Мои человеки.

 

Почему

Чувствую вину,

Забирая

Чужую невинность,

Выпивая до края душу

Тех, кто того сам желает,

Наполняя до края их тело

Огнём.

Почему я смущаюсь,

Краснею о чём.

Умолчанием какой тайны

Является моя мнительность

Чрезвычайная.

 

Высокая башня любви

Высокая башня в тумане,

Всем видно лишь основание,

Как близко не подойди.

А на этажах верхних белых,

Почти у Богов,

Мы скрыты в молоке облаков.

И нам с тобой, странное дело,

Уютно – молчать,

Держаться за руки,

Слушать попсу уфимских маршруток,

Даже стесняться беспомощно

в чем-то друг друга.

Стесняться поцелуя в губы

– отвернуться так,

Что под касанье твоих

Лишь уголок моих

Губ попал.

Краснеть невпопад,

Сказать: “Не хулигань”.

Запихнуть тебя быстро в транспорт,

Подъезжающую маршрутку.

И всю ночь улыбаться в подушку.

 

Полнота бытия

Полнота бытия – чувствуешь себя

Легкой и переполненной:

Воздушным шариком в безветрие.

Зависая, прокручиваю

Незначительные моменты:

Спутанные волосы на шее,

Аккуратные ушки мумми-тролля,

Выпирающие ключицы – такие

Глубокие ямочки, что можно нырнуть,

Если налить моей  любви море.

Всё с тобой парадоксально.

Пили водку – остались трезвыми,

Как-то – только чай и кофе –

– и подгибались ноги,

И голова кружилась,

И говорили звёзды

Мерцающими голосами:

“Глупые человеки,

Счастье-то рядом с вами”

 

Ощущение тепла

Ни электричеству,

Ни бумаге

Я не доверю

Слова…

Да, и словам

Не доверю

То ощущенье

Тепла

И пробуждения зверя,

Который уже

Проверил

Тяжесть и вес

Не только намерений.

 

Окно для птиц

Как только злая жизнь

Сказала: Нет! – любви,

Так нежность родилась

В глазах твоих.

Решаясь биться об оконное стекло

Ты, радужная птица,

В разбитое неслась окно.

В моей высокой башне

Хлеба нет,

Но к небу близко,

Ближе всех,

Если лететь

И к смерти близко,

Если падать…

Здесь можно отдохнуть

И повзрослеть.

Ты только пух,

Ты серенький птенец.

А я провижу будущего цвет

На переливчатых больших крылах.

Но если и сейчас

Вдруг сдохнет

Неуверенный печальный птах

– Жар-птица в небо

Не взлетит

И будущее тем осиротит.

Пусть вырастет и улетит,

Переживу пустые эти дни,

Когда идет вставанье на крыло

Тебе нужно

Моё разбитое окно,

Открытое ветрам в ночи.

Без лестниц, стекол и перил

Громада башни оживает,

Когда в ней птицы проживают.

 

Молчания хочется

Хочется молчания:

Молчания осязаемых слов

– на твоей коже хочу рисовать

Иероглиф любовь.

На спине, на груди

Выводить

Письмена поцелуями.

Но молчание нам не даруемо:

Разговора пространство

Течёт между нами

Постепенно сдвигая

Неловкости камень,

Мы пока не касаемся

Этой темы руками.

Мы общаемся прерыванием

Нити,

Зависая в пространстве

Со-бытия,

Со-вмещения

В месте пространства,

Где куда-то

К себе

Мы странствуем.

Мы бредем по осенним аллеям

Растворяясь в тумане и нежности.

Опьяняясь присутствием рядом,

Выпиваем друг друга взглядом.

 

Бесконечно молчания хочется

И касания в темноте,

А мы все говорим и морочимся,

Не решаемся,

Но так хочется …

 

Этимология комплиментов

Обольстительная от слова боль

– боль невозможности быть с тобой.

Притягательная – тяну

Тяжесть раздельности

Тысячу раз на дню.

 

Зеленоглазая ласточка

Хочется нежно

Касаться и радовать

Зеленоглазую:

Ласточка дремлет,

Прикрыв золотые ресницы

– они не преграда тому,

Кто ей снится.

 

Вне сортовых категорий

Я коробочка уценённая

С бриллиантом внутри на миллионы.

На распродаже у Бога других

Других коробочек не было,

А я дала верхнюю цену аукциона.

Мой талант был слишком сложен

И в черном ящике спрятан надежно.

Женщина вне сортовых категорий

– не супермодель, не стерва, не дура

Вдруг забрала главный лот:

Способность в других вызывать любовь.

По внешности и не скажешь,

Что каждый раз я плачу миллионы

– миллионы вольт,

Миллионы герц

За частоту влюблённых

В меня сердец.

 

Кафе

Официантки с меня

Снимают скальп,

Когда ты нежно

Мои обводишь губы,

Снимая несуществующую крошку.

Я чувствую смущение немножко:

Я вызываю потрясение устоев

И общество завидует не молча!

 

 

Мишень

Сердце ждущее любви

– мишень большая,

Я, не глядя, снова попадаю,

Даже если уклоняюсь с линии огня:

Сердце ждущее любви

Взяло и выбрало меня.

 

Я хреновый снайпер,

Вообще не целюсь,

В белый свет стреляю,

В молоко обойму сожалений

Выпускаю всю.

Но уйти так оказалось

Нелегко

От огромной,

Накрывающей весь мир мишени

– сердце, ждущее меня,

так велико.

Сердце, ждущее любви,

– мишень большая,

Я, не глядя, снова попадаю,

Даже если уклоняюсь с линии огня:

Сердце, ждущее любви,

Взяло и выбрало меня.

 

Наш разговор

Течёт закат,

Как алая река

Из ниоткуда в никуда.

Я целый день

Томлюсь тоской.

Как много б мы

Ни говорили,

Сказать тебе

Тебя не видя,

Я не в силе.

Я просто отпускаю трубку:

Наш разговор на сорок две минутки

– о двух Цветаевых,

Ахматовой одной.

Не сказано лишь то,

Чего я ради, звоню.

Звоню чтобы услышать

Голос твой.

 

Возможность

Ночное

Белёсое небо

Беременно

Будущим

Снегом.

Смотреть и писать

Виртуальные письма,

Сминать и бросать,

Как осенние листья.

Не в том, что можно

Встретиться или нельзя

Моя печаль.

А в том, что встретить

Не дано тебя,

Ведь ты уже не ты

– возлюбленный, потерянный,

Девятнадцатилетний.

И ты,

Какой бы не был

Ты

Сейчас не встретишь

И меня – я не являюсь

Той

Прозрачной, золотой

Девчонкой.

Я даже тенью

Не являюсь от неё.

Поэтому

Кому

Там встретиться

Не суждено

На будущей фантомной встрече.

Поэтому смотрю в окно

На тени листьев

И не пишу тебе письмо

О том, что буду

Я в городе твоём,

В твоей тоске,

Но, Лёлик,

Всё равно

Не будет чуда.

 

Восемнадцать

И читают губы

На шее трепетную жилку,

Перемещаясь ниже

– заполошный там-там

Слышат уши –

Стремительный стук сердца твоего.

Ты расцепляешь руки

И мужественно говоришь:

“Сначала надо мне решить

Любовь ли это?

А потом любить”.

Потом не будет никогда,

Потом не будет восемнадцать

И растворятся навсегда:

Мои игривые года,

Твои застенчивые мысли.

 

Мне – 18

Мимолётно прикосновенье губ

К щеке.”Ну, ты чего?”

Ты шутишь:”Надо ж попрощаться”

И выхожу не там – в смятенье

Перестаю сканировать пространство.

Иду пешком и улыбаюсь,

И думаю какой щеке достался

Лепесток с таких манящих губ-цветов.

 

…а могла бы просто поставить лайк

Мне захотелось поставить лайк!

Я отучаюсь выражать свои мысли,

В этих социальных сетях

Можно не знать, что сказать.

Твои стихи прочитав,

Я тоже сожгла свои злые письма

Тебе, их не написав.

Просто бессмысленно

Зеркало обвинять:

Если что-то со мною было,

То потом судьба помещает меня в зазеркалье,

Отражение предлагая

Ситуации той,

Что уже не вернуть.

Что-то хочет во мне исправить

Эта пряха. И свивает,

Наматывает, отрезает

Моей жизни тугие витки.

Так и было, что прошлым летом

Я исправить решила себя:

Не пошла за любимым,

Кстати, тоже поэтом,

И теперь его нету.

Потому что когда то пошла за тобой

– опущу между строчек –

Просто ты жив и прочее…

Но все равно

– и тогда и тогда –

Оказалась отрезана – я!

 

Ле-Лу

Воскресенье

Я тебе не пишу,

Не звоню,

Повторяю

Два слога:

Ле-Лу.

Смотрю

Девушку

В синем

Платье,

С волосами

Цвета льна,

С картин Ренуара,

С кельтской гитарой,

С песенкой из аниме.

Что в вас такого общего,

Девочки из небес?

Девочки из Вконтакте,

Представительницы

Другого витка

Цивилизации.

Когда

Прорыдала все:

Всю глупую его смерть,

Кому я могу еще

Писать

И реветь в плечо.

 

Река, жара

Водоросли твоих кудрей

Заманчивою рекой

Влекут в жаркий день

 

Пронзительный жар

После полудня

– зной

Гуще студня.

 

После того как взмокла

Покрыта мелким ознобом.

 

Но всё равно нет времени

Окончания женской

Моей несвободы:

На волю, в прохладную реку,

Побыть не молчанием, а человеком.

 

Пустота

“Я пребываю в поисках культуры и совпадений”

Пустота лишь пробел

Между “любовь” и “жизнь”:

Стирай!

Пустота лишь пробел

Между состоянием

“Смерть жизнь”:

Не стирай!

Не объединяй!

Не проваливайся

В это месиво,

Разделяй пустотой,

То, что манит покоем,

И то, что пронзает

Ежечасной болью.

 

У людей

У людей

Социальные рейтинги,

Сиськомерки

И прочая

Демонстрация превосходства.

И они выигрывают

Литературные премии

И балы поэтов.

И, естественно, пишут

Плохие стихи при этом.

Ведь стихи лишь придаток,

А не основа настоящего бытия,

Настоящие пишутся кровью

И не стоят в ряду

Фальшивых ценностей ни х*я.

Потому что им там не место,

Потому что и чувству и космосу тесно

В расфасованных ценниках успеха

Нет ни горя настоящего,

Ни настоящего детского чистого смеха.

Награда единственная автору за

Искренние стихи –

На секунду, на миг

Отпускает от боли.

Всем поэтам с любовью.

 

Пищевая цепочка

Неууутолённое желание любви

– вершина жизни для поэта.

А социальная иерархия

За деньги можно всё – и то и это

в самом низу пищевой цепочки

Но поэты тоже люди

И живут не в сферическом вакууме,

А в человеческой оболочке.

Могут быть слугами,

Могут – богами,

Могут быть дружелюбными,

Могут –  скотами.

Это всё тактики заблуждения,

Но есть и стратегия

– к вечной любви стремление,

В мире, где даже не знают

О её существовании

– поэты уже прокляты,

Обречены заранее.

 

Поэтическая перверзия

Бывают любимые,

Бывают желанные…

Бывают перверзии

Поэтического в сексуальное:

Когда знание женщиной Тракля

Вызывает желание трахнуть,

Чтение ей Целана утром в полпятого

Возникает такое странное

Задыхание нежностью

От её внимания.

Ну а чтение Жданова

Круглосуточное

Вызывает касание

Поминуточное.

 

P/S: упоминаются немецкие поэты Георг Тракль, Пауль Целан и русский поэт Иван Жданов

 

Кофе до бровей

Налакавшись кофе

до бровей,

Алергией, сыпью

от ветвей

расцветающих лечусь.

Я болею, я любви хочу…

 

А любовь гнездится в тишине:

Все домашние, рабочие

Мешают мне

Пестовать жемчужину из боли

Спрятанную в чешую драконью.

 

Выращу её – тогда на волю

Выпущу стихом нескладным,

Улетит вместе с моей любовью,

Снимет жар крылом прохладным.

 

Губы омертвелые горячие

Сухие, до крови кусая,

Чувствую – живые.

Собственные губы облезают:

Новой кожей жизнь в них нарастает.

 

В небо

Тебя будут оценивать

По размаху крыл.

Тебя будут обесценивать

По количеству-качеству

Чего достиг-наловил.

Тебя будут превосходить

В восходящих потоках

Умеющие их ловить.

 

Но упоение радостью

Вставшим всем на крыло

В небо взлетевшим дано.

 

Мадонне с 16-летним младенцем

Личиком гладким с иконы,

Балован мамой-мадонной,

Всё не слезаешь с колен,

Вроде шестнадцать уже..

 

Но без тоналки ещё

Гладкой поверхностью щёк

Радуешь зрителей взоры.

И умиляют все споры

О качестве и направленьи дорог

Того, кто ещё не шагнул за порог

Маминого знания и тепла.

Бездна голодных глаз

Тебя уже заждалась.

 

Я сотни путей прошла

– и знанья и кровь лишь

Малая-малая часть ремесла,

А основное – боль

– умение чувствовать соль

На открытой ране,

И, несмотря на это,

Охотиться над океаном.

 

Без поисков утраченного либидо

“Курортному роману” Тараса Бурмистрова посвящается

 

Появление женщины

Сразу заводит героя,

Да, и читателя сразу заводит.

Исключение женщин

И революции в русской природе.

Только вот автора

Всё  ни к чему не приводит.

А для мужчины так странно

Путать

То пистолет, где есть затвор и обойма,

То револьвер с барабаном

– вывод что автор с героем

Есть не мужчины обое.

 

Все персонажи

Тут ищут чай,

Но

Не ищут мотивы.

Чай заварили

И никаких артефактов:

Я уважаю искусство

Заваривать чай,

Паранормальность лишь в том,

А куда же все женщины делись?

Нет ни девиц, ни бомжих, ни богинь,

Даже кассирш с билетершами мимо

Которых вся жизнь.

Автор владеет лишь стилем, стилом.

Мощи здесь нет,

Нет сверхзадачи,

Нет стержня.

Впрочем, да нафиг тот стержень

Мужчине в отсутствии женщин

Куда этот стержень задвинуть.

Четкости места

И четкости времени

Требует страсть

Для свиданий.

Все здесь утратил

И мир и мужчина:

Остался лишь страх

Даже без поисков утраченного либидо

Отсутствуют жизнь и интрига

 

 

Вновь продолжая разговор

Ужас любых отношений в том, что они зависят от двоих.

Ты можешь быть самым лучшим, верным, честным, преданным, но это не гарантирует ровным счетом ничего

И так хочется просто уснуть.

На пол жизни случайно уснуть.

И проснуться однажды,

Когда  обезболятся мысли.

 

… не надо жалеть

– ни прошедшего,

Ни молвить слово,

Ну, и что в том такого:

Разговоры о вечном.

О небе и звёздах,

Зачастую нам

Не с кем об

Этом и том,

Говорить и молчать!

И поэтому мы

Возвращаемся

В память,

Не к людям,

Возвращаемся к тем

Кем могли бы

Мы быть,

Когда вечность закончится

– это тоже обсудим.

Есть ещё много слов,

Есть ещё много рек

Есть ещё мы не те,

Но есть в нас

То, что родится,

Что в будущем будет

Будет музыкой и словами,

Будет слышимо не ушами.

 

Лучший выход

Любить – вот лучший

Возможный выход

– соскочить

С чужого маршрута,

Идти мимо цветущих вишен,

Потом мимо цветущих лип,

Думать поминутно

Чтобы ты чувствовал,

Если бы не погиб.

 

Любить до последней минуты

Дыхания моего,

А то, что ты вышел намного раньше

– так ты подождешь,

Там всего ничего,

В том месте Вселенная

Обретает для сущего имена,

Мы – поздно иль рано

– приходим

В нирвану.

 

Эхо снега

Как эхо между гор

Мы возвращаемся

Эмоцией друг к другу.

Зима и ночь и снег:

Идти через цветник

Аллеи фонарей –

Знать без причинность

Счастья, что где-то есть

Прекрасный человек.

Когда на щеках почти слёзы,

Но все-таки это был снег.

 

Придуманное варенье

Лишь разреши придумывать себя

Другому – он влюбится в свое воображенье.

Ты лишь не нарушай чужого хода мыслей,

И в них всегда ты будешь белой, чистой.

Им не важна настоящая,

А нужна своя истина.

Иначе будет тебе на орехи,

Зато что песчаное, а не песочное

Получилось печенье,

Не карамель, а стекло

Прочное, совсем несъедобное.

Ты отдельная тварь,

А им хотелось варенья.

 

Придыханья

Если нельзя сказать,

То незачем и звонить,

Произносить слова,

Если любить нельзя.

Можно любить взаперти,

В клетке закрытого сердца.

 

Лилиям не цвести

В подполе полном воды.

Лилиям нужен

Вечерний пруд,

Нужен заброшенный сад,

Небу нужна луна,

Чтоб отражаться в пруду,

Чтобы любовь цвела…

 

В голосе, в телефонной дорожке

Словно следы луны

Были неосторожные

Придыханья тоски и любви .

 

Время неодинаково

Время поток

Время течет

Неодинаково

Для тонущих

И пловцов,

Для рыб

И плотов.

Чтобы попасть в Гольфстрим

– в это время любви,

Надо уйти далеко от берегов.

От каких берегов – привычных,

Знакомых,

Где есть границы – во сколько домой,

Во сколько из дома,

Когда и на ком пристойно

Жениться.

Пройти свою жизнь по мостам

И понтонам.

И больше уже не упасть

В этот омут.

И больше уже не любить,

А “лечиться” советовать

Всем влюбленным.

Ведь если есть всё

И всё уже было,

Зачем нам любовь

– то невзрослых забава.

И мы не даем себе

Этого права:

На чувства, на музыку

Вновь в темноте.

На тех кто, не те

По нормам негласным.

Для нас вдруг опасны

Все эти не те

За бортом, за потоком

Следи и не путай

Сезоны и возраста сроки.

 

Меньше 1%

Дышать тобой

И осени прохладой,

Чтоб выжить нам нужна любовь.

Необходимая невероятность.

Средь наступающей зимы

Мне губы нежные

И пальцы тонкие нужны.

Я засыхаю старою корой:

Мой бабий долгий век немой

Кричит о шелухе

Тех темных вечеров пустых,

Когда с тобою нет

Прекрасных разговоров.

Моя невероятность

– твоя нежность

Нам дали то что меньше

Одного процента –

Принять другого и открыться

И ничему в другом не удивиться.

 

Возня щенков

В жизни есть всё,

Кроме любви.

Вся наша жизнь

Так далека

От этой милой

Возни

Юных щенков:

С возрастом так

Люди глядят

На любовь.

 

Последний уголек

Последний уголек

Великого костра

Мне жизнь тебя дала,

Чтоб я не завершилась:

У ней со мною

Сложные расчеты.

Жизнь постоянно

Обо мне хлопочет

И раз уж не могу

Я жить без вечного огня,

Она подкладывает мне

Людей горячих.

Мой маленький,

Мой грустный зайчик,

За что вдруг жизнь

Тебя со мной свела?

Я иногда бываю весела

От глаз твоих

И тонких рук,

Но почему печаль несу

Тем, кто бывал  когда-то

Мной любимым?

 

Осколки рассудка

Но почему печаль несу

Тем, кто бывал  когда-то

Мной любимым?

 

Они хранят по двадцать лет

Воспоминания о том, о той

Которой избежали.

Сбежали, словно избежали

Вытаскивания жребия

Судьбы и участи,

Рассыпав спички на пол.

А я из них потом костер стихов

Из этих жребиев-отказников:

И зыбкий свет

И все-таки тепло,

Но маленькой коптилке

Полярный ужас

Без жилья не одолеть.

И я смогла – я спряталась

В себя. И смерть, и осень увяданья

В меня пробрались с опозданьем.

Зачем же в скорлупу,

Раздавленную роком,

Горячий уголек

– твою любовь –

Вложила жизнь.

 

Зачем она с тобою так:

Твои уста должны

Касаться юных,

А не моих,

От горечи безумных.

А ты все шепчешь:

“Как светлы твои глаза”.

Еще бы не светлы –

В них океаны слез,

А не одна слеза.

А ты все льнешь

И сердишься, ревнуя в шутку –

Кому нужны ещё

Осколки моего рассудка?

 

Циничная фея

Можно же научиться

Жечь без дыма костры

Из малюсеньких веток.

Может ли получиться

Чтобы без шлейфа вины

Из пучины любви

Выползать мне на берег

Не ломая желаний, надежд

И судьбы человека.

 

Виновата, что сны

Воплотить наяву

Я с тобой не могу.

Когда я ухожу

Мне втыкаются в спину

Кинжалы-укоры

– твои грустные светлые взоры.

 

От вины не сбегу,

Даже если каприз,

Как нахлынет, так сгинет,

Потому что я злая,

Циничная фея:

Отменить бой курантов

Для Золушек с бала

Никак не умею.

 

Гордиев узел с изнанки

Жизнь как вышивка гладью:

Бабочки и цветы,

А на обратке-ничке

Гордиевы не разрубить узлы.

Узлы из любви и вины:

Не разлюбить, ни остаться,

Ни перестать встречаться,

Не перестать желать.

И счастья тебе не дать…

 

Увеличиваясь счастьем

Возвращается энергия,

Возвращается в тебя мир,

Когда ты влюблена,

Ты становишься большой:

Счастье вдруг вмещает всё

И работу, и домашние дела

И других, кому немножечко тепла.

 

Важней любви?

Что может быть важней любви?

Воздух – без

Задохнешься через минутки три.

Вода – иссохнешь

За три дня.

Солнце – тьма, ядерная зима:

Земля агонизирует вся…

 

А без любви?

Да.

Ты проживёшь

– ни минутки, ни сутки

– года!

Но в своем внутреннем мире

Ты хранишь все холсты во Вселенной,

на которых воспели любовь

Люди, жившие до тебя.

Перелистываешь сны и мысли.

– понимаешь, что без любви

Не жила и не мыслила.

Да, жила без любимых рядом,

Но без любви ни разу

– ни вздоха, ни взгляда.

 

Опора

Снег отражается в небе

Быстро бегут тени

И мельтешат зрачки.

 

Дно твоих глаз бесценно,

Как и твое плечо

Я опираюсь и знаю,

Что так и будет вечно,

Сменятся дни недели,

Слякоть после метели.

Есть лишь одна опора

– дыхание тех, кто дорог.

 

«Всё» и «ничего»

В любви всё или ничего!

Как ты довольствуешься

Полумерой?

Молодость – время

Сильное верой,

Что от любви требуешь всё!

 

Я то, понятное дело,

Сломанное давно дерево.

Сломанное давно,

Жду от любви “ничего”.

Я этим “ничего” спасаюсь,

Как молитвой и аскезой,

Я приближаюсь

К небесам и раю

– я этим “ничего”

И плоть и душу

Усмиряю.

 

Цельная мысленно

Думаю о тебе.

Думаю, когда мою,

Когда говорю не с тобою

– думаю о тебе.

Внутри меня ты существуешь

Но и вне

Ты существуешь тоже

И я нужна тебе.

Мысли непроницаемый кокон:

Я в них живу на Земле,

Полной неполных особей

Человека, на половинки разбитых

Изгнанных греческих мифов.

Смотрят с укором, брюзжанием,

Завистливою тоской –

Всякому цельному пытки

Прожить оставаясь собой.

Странное знание,

Что дороже и преходящих

И “пещных” страстей:

Думаю о тебе.

 

 

Ночной портье

Любовь случается не та,

Любовь не спрашивает – к тем?

А просто разницы ей нет,

Как в старом фильме “Ночной портье”.

 

Даже в жизни моей, где любовь

Основанье, как лёд в Антарктиде,

Она потрясатель всего

И выхода вновь  не вижу.

 

Ну, нет для меня Кавани,

Чтоб снять фильм-любовь со мной,

 

Эсэсовец и заключенная

– герой и антигерой,

Любовь невозможная зарождается…

 

Любовь – невозможная штука,

Рождается там, где мука

Выше разумной меры земной.

 

Есть девушка и есть парень,

А не эсэсовец и заключённая,

Вдруг видим глазами Кавани

Есть просто люди, не униформы.

 

А для меня нет Лилианы

– с меня надо снять это давнее тело,

Чтоб показать чего же

Душа хотела.

 

Нет режиссера, способного

К такой эротике,

Это не сперму глотать

Милым ротиком.

 

Беззаботное время

Беззаботное время юности

– полчаса или пять минут.

Беззаботное время юности

Только ты мне можешь вернуть.

 

Безнадёжное время юности

В моей юности у меня.

А теперь догнала меня нежная

Той несбыточной романтичности

И безмозглости пелена.

 

Слишком жутким и мрачным временем

Для меня моя юность была,

И теперь распустились, в забвении

Прозябавшие, и мечты и стремления.

 

Кратко о невыразимом

 

Гладкость твоего бедра

Заменяет любой разврат.

 

***

Под тяжестью твоего тела

Расправляются крылья моей души.

***

Давай не будем тратить время,

Обдумывая наш разрыв,

И сокращая жизнь-мгновение,

Жизнь коротка

Даже в любви.

***

Изгнанная с улиц

Сижу в застенках

в полном замешательстве,

вся заперта

ключом зимы.

***

И сбежать

От твоего

ничего

хочется чего-то:

поцелуя, скандала,

городского тумана…

***

Вечерняя прогулка

На Доке освещенные дворы

Не то что в Черниковке

в это время ходишь

аккуратно.

***

Экзистенциальное настроение

февраль

или бывает,

когда пила всю ночь,

а потом на работу.

***

Сердечные подсчеты

Количество влюбленных

Равно моему самомнению:

То оно – ноль,

То оно – вся Вселенная.

***

Тайна меда

В каждом бутоне роз

Скрыта сердцевина

И шмель настырный

Это знает.

***

Взирая на лица

Сегодня очень повезло:

Напротив сидели в автобусе

Люди с приятными взглядами.

***

У кого-то есть силы

Юная трель перфоратора

Разбудила.

Весна,

Новые соседи.

***

У каждого должен быть человек,

который будет осыпать его

Розами во сне…

Наяву

Это не светит

Никому.

 

Шовинистам и феминисткам

Горе, счастье,

Солнце, сердце,

Море, небо и слово

Не имеют рода женского

Или мужского.

***

Все дома моей памяти снесены.

Дом свой выстроила из нужды

– из нелюбви к себе и края смерти

– нет матерьяла доступней и легче.

 

Лифт

Бабочка поцелуя губы мои атакует:

Лифт в свободном падении,

Этажи в изумлении мимо,

Тормозим, встряхнуло.

Что это было – я на секунду

Заснула?

 

Ненаписанное редактировать невозможно

Ненаписанное нельзя редактировать.

Я пишу, редактируя жизнь,

И не может никто гарантировать

Мне и смысл и талант

В ненаписанном и непрожитом

Дне, поцелуе, поступке

И встреченном взгляде.

Не случилось и значит

Казнится не надо.

В ненаписанном не исправляют ошибки.

Жизнь как текст проявляется

В действиях, а не в мысли.

Не придумаешь специально

“Шибко умные” афоризмы,

Они тоже берутся из жизни

 

 

«Луна сегодня прекрасна» или объяснения в любви по-уфимски

Илья КАЗАКОВ

УФЛИйские встречи каждую среду оживляют актовый зал Дома печати. Так и в тот солнечный вечер, 22 марта 2017 г., собравшиеся наполнили голосами акустику десятого этажа, а раскатистое эхо обсуждений и выступлений привлекло внимание любопытных и непричастных зрителей. В этот раз к разбору была представлена новая подборка стихов Галарины, опубликованная в газете «Истоки» (что настраивало на интеллектуальную беседу) под названием «Соло-любовь» (что само собой настраивало на музыкальный лад), даже начало обсуждения запомнилось вступительной партией самого автора: – «Галарина – примечательная личность», – так сказал обо мне человек, издавший мою книгу «Терруар одиночества», известный литератор Салават Вахитов. Я ему верю. Считаю, что сама о себе говорить не должна, пусть обо мне говорят мои стихи. Я прочту стихотворение «Признание по-японски», но прежде стоит немного его пояснить. Дело в том, что в японском языке фразы «я тебя люблю» не существовало до двадцатого века, до эпохи Мэйдзи (1868-1912 гг.). Каким образом они объяснялись в любви? Вариантов была масса. Когда говорили «Луна сегодня прекрасная» – это романтическая любовь. Если мужчина говорил «Я хочу за тебя умереть» – это означало, что он предлагает выйти за него замуж. Если девушки были не против, чтобы посватались, то отвечали так: «Я хочу готовить тебе по утрам мисо-суп». Представляете? И у меня получилось следующее стихотворение…

Манера прочтения стихов Галарины погружает в гипнотическое оцепенение. Убаюкивает. Но происходит неожиданный всплеск, и начинаешь видеть и слышать «совсем иначе». Каждый раз я сравниваю ее выступления с фри-джазом, джазовой импровизацией, за ними стоят впечатления прожитого дня и многолетние ежедневные репетиции.

После того, как автор прочла два свежих стихотворения, в зале повисла тишина, которую прервал чей-то возглас: «Что это было?».– Чистая женская лирика, – последовал короткий уверенный ответ.

Илья Боровский: «Галарина» – это уже определенный бренд в уфимской поэзии. Все названия у стихотворений впечатляющие. Мне показалось, что подборку объединяет одна лирическая линия. В эти стихи нужно вчитываться в тишине, наедине с собой.

Алексей Кривошеев: Стихи Галарины нетрадиционны. Это поэтические тексты со своей интонацией, которой веришь. Тут нет регулярного стиха, а есть смысловой початок, искренняя эмоция, детали словно набраны из пустоты, есть мысль, но дальше она не развивается, периферийное зрение – это некий женский Дзен. И получается такой феномен как Галарина, которому подражать невозможно.

Лариса Михайлова: Строй стихов замысловатый и это интересно. Читать приятно.

Светлана Гафурова: Это рефлексия, направленная на исследование любви на самом высоком уровне. Нужно учить людей обмениваться вибрациями и энергиями, и в данной подборке эта мысль прослеживается. В этом я одобряю автора.

Мансур Вахитов: Мне не удалось до конца понять феномен автора. Галарина – самый эрудированный человек из знакомых мне, но ее поэзия кажется простоватой, не хватает смыслового накала. Понравилось стихотворение «Ле-Лу», в котором автор не замкнут на себе.

Вячеслав Левитин: По сравнению с теми подборками, что обсуждались раньше, данная – на голову выше, по крайней мере, по трем пунктам. Во-первых, короче. Во-вторых, мысль гораздо четче выражена. В-третьих, подборка более образна, так как эта образность создается не отдельными яркими фразами или образами, а постепенно всем текстом стихотворения. В некоторых местах был не согласен с делением на строки. Но может быть в том, что раздражает, и есть прелесть этих стихов.

Евгений Рахимкулов отметил, что название данной подборки дает ключ к разгадке всей поэзии автора, выступал искрометно и вызвал яркий всплеск эмоций.

Янина Свице акцентировала внимание на парадоксальности стихов автора в смешении женского и мужских начал, а так же на том, что автор обогащает русскую поэзию небанальными образами.

Далее выступающие отметили мелодичность стихов, и в тоже время их недоступность, ощущения проникновения и новые впечатления, что автор переживает в себе.

Александр Залесов поддержал начинание Галарины сделать подборку самых сложных ее стихов, одобрил подборку стихов в целом и колонку из того же номера «Истоков» в частности.

Айдар Хусаинов: Когда первые колонизаторы высадились на берег Америки, индейцы смотрели на них и не видели, словно не замечали, словно этих людей и не существует вовсе, а они существуют, и еще как существуют. Так и мы смотрим на стихи Галарины и не можем видеть их полностью, потому что ее поэзия – это стихи нового времени. Глупо ограничиваться каким-то одним поэтом и совсем не читать современных других поэтов.

Многие отмечали стихийность, самобытность автора. Обсуждение завершилось. Кто-то пожелал продолжения и новых подборок. Председатель утвердительно подытожил заседание:

– Ходите на УФЛИ и будет вам продолжение!